30 октября 2005
День памяти жертв политических репрессий в России ежегодно отмечается 30 октября. В стране еще недавно бывшей Советским Союзом, где, говоря словами известной песни «так вольно дышит человек». Я говорю недавно, ибо, что для истории десять лет? Так, песчинка. Как и время, люди в те страшные годы сталинских репрессий становились песчинками. Сколько их исчезло в лагерях, на лесоповалах, в тюрьмах. Людей, для которых беспощадное время остановилось на отметке 1930-1937 год. Но остались рассказы, воспоминания, семейные реликвии, архивы, память. Хотя наше поколение, а уж тем более, нынешнее, знает о том времени лишь по льготам, которые получают их матери и бабушки.
О том, что род моего деда - Грушевских - состоит из высшего купеческого сословия, прабабка была купчихой 1 гильдии и имела целый торговый ряд, я слыхивала с детства. Когда по великим событиям или печальным датам собиралась вся большая родня, то каких только баек не было рассказано. Сядут, бывало, старшие и давай вспоминать, как жили. Нам, юным пионерам слушать про это смешно было. Купцы, товары, лавки какие-то торговые. Слышали и шепотом, произнесенные фразы об аресте, высылке и расстреле, но и это проходило под налетом строительства светлой жизни…
И только сейчас, по прошествии множества лет, в городском архиве я нашла сведения о своем дедушке Анфилофии Порфирьевиче и его брате канувших в сталинских лагерях. Их семьи были обобраны советской властью до нитки и на двух подводах вывезены из родного села. Моя мама родилась в бараке, куда поселили семью Грушевских после высылки и содержания их под арестом в здании пассажа, где в 30-е годы располагались репрессированные. Это уже после, в военные годы Сталин возвел лозунгом, что сын за отца не в ответе. Тогда надо было так, но как отражение лицемерия вождя стали 30 годы. Коллективизм, раскулачивание, высылка.
В одном из томов городского архива значится запись, датированная 1929 годом: Дело за № 25. Протокол заседания по неуплате индивидуального налога зажиточными лицами и середняками села Куминово Слободо-Туринского района. Председатель РИК А. Коновалов, секретарь Ильиных. На данном заседании рассматривались 18 хозяйств. В числе, которых значились и два брата Анфилофий и Николай Грушевские…
«Слушали: Описи имущества за неуплату разных налогов и сборов. Постановили: Имея налицо, то обстоятельство, что хозяйство Грушевских А.П., как есть кулацко-эксплуатационного плана враждебно отрицательное к мероприятиям в области оказания помощи бедноте, за неуплату сельскохозяйственного налога при индивидуальном налогообложении в сумме 142 рубля 12 копеек. Отчудить и продать с торгов: одну лошадь – 35 рублей, две овцы - 3 рубля, ягнят на 2 рубля, кошеву - 3 рубля, стульев разных – 4рубля, диван – 5 рублей, 1/2 жатки - 40 рублей, молотилку – 50 рублей.
Предложить Куминовскому Совету бедноты немедленно произвести продажу означенного имущества». Согласно этому протоколу дед также был лишен права избирательного голоса. А исполнилось ему тогда всего 29 лет, и на его руках была жена и двое малолетних детей…
Читаю его заявление в сельскую избирательную комиссию: «Прошу возвратить мне право голоса, так как торговал мой отец и которому, будучи мальчишкой, не мог я чинить препятствий. С 1918 года я был мобилизован Колчаком, из армии которого при первой же возможности бежал со станции Богданович, в это время фронт был еще за Свердловском. А по приходу Советской власти в 1919 году я был мобилизован в Туринский военный комиссариат в качестве переписчика, где служил 4 месяца, а после мобилизован в Омск в 1-ый коммунистический полк, где прослужил 3 месяца командиром взвода, а в последствии районным комиссаром. После же демобилизации по болезни был выбран профсоюзом на курсы продработников в городе Тюмени, откуда поступил в распоряжение Упродкомиссией. В 1921-1922 годы служил опять в комиссариате ответственным дежурным по получению секретных телеграмм и откуда был уволен по демобилизации. По прибытию домой в 1923 году был выбран уполномоченным общества сельского Совета по строительству.
Против Советской власти не выступал и в нынешнем году до 30 сентября уже сдал все излишки в количестве 270 килограмм зерна через свою кооперацию. Батраков не держал и эксплуатацию чужого труда в своем хозяйстве не применял, кроме личного труда своей семьи. Как я есть честный труженик и на скамье подсудимых перед пролетарским судом не бывший (с чувством юмора, был мой дед. – Авт.), а равно не могущий быть торговцем по причине моего возраста 29 лет, при существовании 11 лет Советской власти. Прошу вернуть мне право голоса, так как я не хочу быть врагом Советской власти, в чем и подписываюсь. 24 декабря 1929 год»
И снова документ: «Выписка из протокола: «О восстановлении в избирательных правах А.П. Грушевских». Постановили: Согласно, пункта 3, статьи 15 Конституции, отказать. Секретарь Лукьянов»
В той статье указаны два сословия, коим нельзя было быть советскими людьми, это торговцы и церковные служители.
Выписка из протокола под грифом «Совершенно секретно» закрытого совещания окружного совета от 27 июня 1930 года, на котором зачитывались материалы ОГПУ на кулаков, подлежащих высылке: «Постановили: выслать лиц являющихся бесспорно кулацким элементом в прошлом и настоящем». В течение этого года из Слободо-Туринского района было выслано 60 семей. В списке по высылке против фамилии деда красным карандашом надпись «Утвердить, так как хозяйство было приобретено посредством крупной торговли до революции, а после капитал был обращен на приобретение сельскохозяйственных машин, которые путем эксплуататорского труда, нажили прибыль. В данное время, во зло Советской власти хозяйство злостно свернули до минимума».
На одной подводе семья деда из семи человек прибыла в город Ирбит и была расселена в числе многих в одном из помещений первого этажа пассажа. Содержались и работали спецпоселенцы под конвоем. От голода, холода и болезни один за другим умерло два сына Саша и Леня, остались Нина, Павел и Женя… Хоронили детей в чужих могилах, зато на ирбитском кладбище. Тогда, для спецпереселенцев было отведено иное место, куда их свозили по ночам.
Еще и сейчас стоят два барака, на улице Высоковольтной, которые «помнят» эти страшные годы и людей выживающих там. Анфилофий и его жена Наташа, моя бабушка, выжили. Более того, из-за высокой грамотности деда назначили председателем колхоза Кириловского сельсовета, где он и проработал до 1937 года.
12 декабря в 2 часа ночи деда забрали по доносу, как бывшего кулака и умело скрывавшегося вражеского элемента, и отправили эшелоном в Туринск, без права переписки. В 1942 годы на деда пришла похоронка. Грубая синяя бумага, в которой значилось, что умер по причине болезни…
Бабушка Наталья Кронидовна тогда в 37 году осталась одна с шестью детьми. Моей маме исполнилось пять месяцев. Жили так голодно, что двухгодовалый Леня ослеп. Тогда бабушка устроилась работать на стекольный завод. Старшие девочки ходили в поле собирать гнилую и мерзлую картошку, которую не всегда удавалось донести до дому, так, как отбирали ребята постарше. Тогда спать ложились голодными. Через три года бабушка заболела тифом и чуть не умерла. Детей поднимали соседи, такие же голодные. Ужасная бедность, когда одно женское пальто носили, и мальчики, и девочки. Ведь надо было ходить в школу и в магазин отовариваться на талоны спецпереселенцев. Но и это было не так страшно. Страшнее всего было то, что их не принимали ни в пионеры, ни в комсомол, и чурались, как заразы. И только в годы оттепели Нина, Женя сумели выучиться в педучилище. Павел начал учиться на зоотехника и окончил его с красным дипломом. Тамара выучилась на воспитателя, Леонид в силу плохого зрения окончил шесть классов и устроился на мотозавод грузчиком. Моя мама окончила семь классов, а потом тоже стала работать на мотозавод.
Сейчас из семьи Анфилофия Порфирьевича и Натальи Кронидовны осталась одна моя мама Нэлли Анфилофьевна… да еще пожелтевшие архивные листы, по которым мои дети и дети маминых братьев и сестер будут хранить их памятные строчки, написанные рукой деда: «Не хочу быть врагом советского народа…»
Елена Абрамова
Выражаю особую благодарность архивисту Государственного архива Ирине Викторовне Субботиной за помощь в подготовке документов, использованных в статье.
О том, что род моего деда - Грушевских - состоит из высшего купеческого сословия, прабабка была купчихой 1 гильдии и имела целый торговый ряд, я слыхивала с детства. Когда по великим событиям или печальным датам собиралась вся большая родня, то каких только баек не было рассказано. Сядут, бывало, старшие и давай вспоминать, как жили. Нам, юным пионерам слушать про это смешно было. Купцы, товары, лавки какие-то торговые. Слышали и шепотом, произнесенные фразы об аресте, высылке и расстреле, но и это проходило под налетом строительства светлой жизни…
И только сейчас, по прошествии множества лет, в городском архиве я нашла сведения о своем дедушке Анфилофии Порфирьевиче и его брате канувших в сталинских лагерях. Их семьи были обобраны советской властью до нитки и на двух подводах вывезены из родного села. Моя мама родилась в бараке, куда поселили семью Грушевских после высылки и содержания их под арестом в здании пассажа, где в 30-е годы располагались репрессированные. Это уже после, в военные годы Сталин возвел лозунгом, что сын за отца не в ответе. Тогда надо было так, но как отражение лицемерия вождя стали 30 годы. Коллективизм, раскулачивание, высылка.
В одном из томов городского архива значится запись, датированная 1929 годом: Дело за № 25. Протокол заседания по неуплате индивидуального налога зажиточными лицами и середняками села Куминово Слободо-Туринского района. Председатель РИК А. Коновалов, секретарь Ильиных. На данном заседании рассматривались 18 хозяйств. В числе, которых значились и два брата Анфилофий и Николай Грушевские…
«Слушали: Описи имущества за неуплату разных налогов и сборов. Постановили: Имея налицо, то обстоятельство, что хозяйство Грушевских А.П., как есть кулацко-эксплуатационного плана враждебно отрицательное к мероприятиям в области оказания помощи бедноте, за неуплату сельскохозяйственного налога при индивидуальном налогообложении в сумме 142 рубля 12 копеек. Отчудить и продать с торгов: одну лошадь – 35 рублей, две овцы - 3 рубля, ягнят на 2 рубля, кошеву - 3 рубля, стульев разных – 4рубля, диван – 5 рублей, 1/2 жатки - 40 рублей, молотилку – 50 рублей.
Предложить Куминовскому Совету бедноты немедленно произвести продажу означенного имущества». Согласно этому протоколу дед также был лишен права избирательного голоса. А исполнилось ему тогда всего 29 лет, и на его руках была жена и двое малолетних детей…
Читаю его заявление в сельскую избирательную комиссию: «Прошу возвратить мне право голоса, так как торговал мой отец и которому, будучи мальчишкой, не мог я чинить препятствий. С 1918 года я был мобилизован Колчаком, из армии которого при первой же возможности бежал со станции Богданович, в это время фронт был еще за Свердловском. А по приходу Советской власти в 1919 году я был мобилизован в Туринский военный комиссариат в качестве переписчика, где служил 4 месяца, а после мобилизован в Омск в 1-ый коммунистический полк, где прослужил 3 месяца командиром взвода, а в последствии районным комиссаром. После же демобилизации по болезни был выбран профсоюзом на курсы продработников в городе Тюмени, откуда поступил в распоряжение Упродкомиссией. В 1921-1922 годы служил опять в комиссариате ответственным дежурным по получению секретных телеграмм и откуда был уволен по демобилизации. По прибытию домой в 1923 году был выбран уполномоченным общества сельского Совета по строительству.
Против Советской власти не выступал и в нынешнем году до 30 сентября уже сдал все излишки в количестве 270 килограмм зерна через свою кооперацию. Батраков не держал и эксплуатацию чужого труда в своем хозяйстве не применял, кроме личного труда своей семьи. Как я есть честный труженик и на скамье подсудимых перед пролетарским судом не бывший (с чувством юмора, был мой дед. – Авт.), а равно не могущий быть торговцем по причине моего возраста 29 лет, при существовании 11 лет Советской власти. Прошу вернуть мне право голоса, так как я не хочу быть врагом Советской власти, в чем и подписываюсь. 24 декабря 1929 год»
И снова документ: «Выписка из протокола: «О восстановлении в избирательных правах А.П. Грушевских». Постановили: Согласно, пункта 3, статьи 15 Конституции, отказать. Секретарь Лукьянов»
В той статье указаны два сословия, коим нельзя было быть советскими людьми, это торговцы и церковные служители.
Выписка из протокола под грифом «Совершенно секретно» закрытого совещания окружного совета от 27 июня 1930 года, на котором зачитывались материалы ОГПУ на кулаков, подлежащих высылке: «Постановили: выслать лиц являющихся бесспорно кулацким элементом в прошлом и настоящем». В течение этого года из Слободо-Туринского района было выслано 60 семей. В списке по высылке против фамилии деда красным карандашом надпись «Утвердить, так как хозяйство было приобретено посредством крупной торговли до революции, а после капитал был обращен на приобретение сельскохозяйственных машин, которые путем эксплуататорского труда, нажили прибыль. В данное время, во зло Советской власти хозяйство злостно свернули до минимума».
На одной подводе семья деда из семи человек прибыла в город Ирбит и была расселена в числе многих в одном из помещений первого этажа пассажа. Содержались и работали спецпоселенцы под конвоем. От голода, холода и болезни один за другим умерло два сына Саша и Леня, остались Нина, Павел и Женя… Хоронили детей в чужих могилах, зато на ирбитском кладбище. Тогда, для спецпереселенцев было отведено иное место, куда их свозили по ночам.
Еще и сейчас стоят два барака, на улице Высоковольтной, которые «помнят» эти страшные годы и людей выживающих там. Анфилофий и его жена Наташа, моя бабушка, выжили. Более того, из-за высокой грамотности деда назначили председателем колхоза Кириловского сельсовета, где он и проработал до 1937 года.
12 декабря в 2 часа ночи деда забрали по доносу, как бывшего кулака и умело скрывавшегося вражеского элемента, и отправили эшелоном в Туринск, без права переписки. В 1942 годы на деда пришла похоронка. Грубая синяя бумага, в которой значилось, что умер по причине болезни…
Бабушка Наталья Кронидовна тогда в 37 году осталась одна с шестью детьми. Моей маме исполнилось пять месяцев. Жили так голодно, что двухгодовалый Леня ослеп. Тогда бабушка устроилась работать на стекольный завод. Старшие девочки ходили в поле собирать гнилую и мерзлую картошку, которую не всегда удавалось донести до дому, так, как отбирали ребята постарше. Тогда спать ложились голодными. Через три года бабушка заболела тифом и чуть не умерла. Детей поднимали соседи, такие же голодные. Ужасная бедность, когда одно женское пальто носили, и мальчики, и девочки. Ведь надо было ходить в школу и в магазин отовариваться на талоны спецпереселенцев. Но и это было не так страшно. Страшнее всего было то, что их не принимали ни в пионеры, ни в комсомол, и чурались, как заразы. И только в годы оттепели Нина, Женя сумели выучиться в педучилище. Павел начал учиться на зоотехника и окончил его с красным дипломом. Тамара выучилась на воспитателя, Леонид в силу плохого зрения окончил шесть классов и устроился на мотозавод грузчиком. Моя мама окончила семь классов, а потом тоже стала работать на мотозавод.
Сейчас из семьи Анфилофия Порфирьевича и Натальи Кронидовны осталась одна моя мама Нэлли Анфилофьевна… да еще пожелтевшие архивные листы, по которым мои дети и дети маминых братьев и сестер будут хранить их памятные строчки, написанные рукой деда: «Не хочу быть врагом советского народа…»
Елена Абрамова
Выражаю особую благодарность архивисту Государственного архива Ирине Викторовне Субботиной за помощь в подготовке документов, использованных в статье.
Культурное наследие 