27 августа 2015
Мучительно подбираю слова, понимаю, чтобы рассказать о наших земляках Константине Алексеевиче и Александре Николаевне Кайгородовых, нужных не найти. Наивная! Думала – приду, побеседуем, повспоминаем, напишу. Сейчас же в полной растерянности, как можно на газетной полосе уместить их жизнь: детство, юность, создание семьи (через несколько месяцев они отметят 70-летие своего союза). У них же еще война была, ранение, борьба за выживание, да и какие-то жизненные неурядицы тоже.
Сегодня Константину Алексеевичу – 94, Александре Николаевне – 89. (Простите, Александра Николаевна, что озвучила Ваш возраст). Но они молоды душой, и это не дежурные слова. Родная деревня Кости – Менщикова Еланского района. В семье семеро детей. Без отца остался в девятилетнем возрасте. Всю жизнь помнил, как ходил с ним по грибы, как на «привале» отец напевал: «В том саду при долине громко пел соловей…» и после слов «Я умру, я умру, похоронят меня…» горько плакал, жаль было тятьку своего. Мама, красивая, добрая, ласковая, одна поднимала детей. Старшего брата мобилизовали на работу на металлургический завод, среднего с сестрами – на лесозаготовки. Мама с Костей в доме остались одни: тихо, холодно и голодно… В школу бегал с холщевой сумкой за пять километров. Скромный был, тихий. Били его, «малявку», ровесники, дразнили. Когда от голода перебрались в город к брату, в школе снова обижали потому, что деревенщина, что в рваной одежонке. В классе робел, краснел, говорить не мог, из-за этого оставили на второй год. И самым большим счастьем было возвращение в родную деревню, где знающий его учитель перевел сразу в четвертый класс. После окончания семилетки старший брат пытался пристроить Костю на металлургический завод в Надеждинске (Серове) чернорабочим. Хотя эта должность ничего хорошего не сулила, наш герой готов был работать, чтобы выжить. Но, гуляя по городу, из любопытства зашел в металлургический техникум и его… приняли, хотя вступительные экзамены давно закончились. Видимо, директору понравился ответ Кости на вопрос, кем он хочет быть: «Хочу быть директором завода». И он учился, взахлеб, проходил производственную практику на том самом заводе в Надеждинске, преддипломную – на Сталинградском. Узнал запах горящего железа и масла, грохот и обжигающий жар прокатного стана.
Диплом техника в кармане, жизнь впереди, но началась война. Настойчиво обивал пороги военкомата с заявлением: «Прошу снять «бронь»!». С трудом, но своего добился. И вот команда «По вагонам!». Пехотное училище в Сарапуле с холодными казармами, боевыми тревогами, боями, маршбросками, единственное отличие от фронта: в них не стреляли и не бомбили. Последнее торжественное построение, на петлицах лейтенантские «кубики», в кармане приказ: на Западный фронт! Молодые офицеры до Москвы добирались на пароходе. По дороге, как мальчишки, сбросили в воду вреднющего старшину (правда, со спасательным кругом). И за это им грозил штрафбат. Но обошлось.
Принимающий их полковник, человек, понимающий и проницательный, приказал зачислить наших нарушителей в гвардейский полк. У Кости в то время все было впервые: разведка боем в составе роты автоматчиков на 144 километре шоссе Москва-Минск; ближний бой с немцами, прорвавшимися к штабу полка; первая смерть сослуживца… Он увидел солдата, который стоял, прислонившись к стене... без головы. Во время долгой и трудной обороны осваивал навыки разведки, ходил в тыл врага, терял друзей и ждал наступления. А когда оно началось, силы все еще были неравными. Зубами держались за каждый клочок земли. После первого ранения лечился в Москве, а по излечении был направлен в Подольск на курсы, которые готовили командиров стрелковых рот. Уже в звании старшего лейтенанта летом 1944 года участвовал в широкомасштабной операции «Багратион» по освобождению Белоруссии в составе 4 Белорусского фронта, в том числе в форсировании Немана, снова впервые, в качестве командира роты. Потери были огромные. Как мог, поддерживал моральный дух подчиненных. «Продержись! – просил комбат старшего лейтенанта Кайгородова. Не продержался. Полоснула автоматная очередь. На самолете его эвакуировали из полевого медсанбата в Орехово-Зуево. Решение консилиума врачей безжалостно: ампутация! Но лечащий врач – пожилая еврейка – уверенно заявила: «Он выкарабкается!». Лежал на больничной кровати, а перед глазами стоял солдат, опытный уже пулеметчик, награжденный орденом Славы, почувствовавший перед тем самым боем свою смерть: «Последний час дышу…». Костя выкарабкался, но на фронт больше не попал. Какое это счастье, оказывается, возвращаться домой, и какая боль, ведь инвалид.
Обосновался в Елани, начал работать в военкомате. Но ранение давало о себе знать. Именно в это время в его жизни появляется Шура, Александра Николаевна, тогда еще Шестакова. Семья Шуры – большая, дружная, работящая. Мама Клавдия Георгиевна – настоящая русская женщина, трудяга, десять детей родила, троих, как говорили, Бог прибрал, остальных вырастила достойными людьми. Жили они в Кировской области. Отец призван был в царскую армию, а демобилизован из Красной. Пережили коллективизацию. Николай Андреевич принял Советскую власть сразу же. Все, что было нажито, сдал в колхоз. По военной специальности он был минер-сапер, а по гражданской – очень хороший портной. В 1938-м семья из-за страшного голода в Поволжье снялась с обжитого места и отправилась на Урал. В Ирбите от кого-то узнали, что в Елани (тогда это был районный центр) требуется портной – заведующий швейной мастерской. Николая Андреевича приняли с распростертыми объятиями. Прижились они там, обустроились, большим авторитетом и уважением пользовались у односельчан. Старшего Шестакова несколько раз избирали депутатом районного совета. Но и здесь война сделала свое черное дело. Старший из детей Леонид дошел до Праги, его жена и сестра тоже фронтовички. Отца призвали, когда ему было 47 лет (возраст непризывной), не хватало на фронте минеров-саперов. Может и не надо еще раз повторять, как жили люди тогда, и семья Шестаковых тоже. Мама, беременная на девятом месяце, младшие двух и семи лет, и самая старшая пятнадцатилетняя Александра. Мама собирала вещи, ходила по деревням, обменивала на продукты. На еду собирали, крапиву, лебеду, одуванчики, терли картошку на терке, добавляли ботву и муку. Получались неповторимые лепешки.
Когда Елань лишили статуса районного центра, многие люди потеряли работу. Шестаковы перебрались в Ирбит. Половинку дома купили. И стали выживать. Вся мужская работа легла на плечи семилетнего Николая, а Шура нянчила младших, ухаживала за скотом, содержала дом. В семье ее любили все, за доброту, покладистость, трудолюбие, ум. При поступлении в школу учитель ее спросил, что она знает и умеет, и сразу определил во второй класс. В 8-9 классах училась уже во время войны. Старшим ребятам, учителей забрали на фронт, объявили, что десятого класса возможно не будет. В школе – полное самообслуживание. Вплоть до мытья полов и протапливания печей, если были дрова. Вместо тетрадей – старые обои, обязательная военная подготовка (рыли окопы, бросали гранаты, разбирали-собирали винтовки, бинтовали «раненых», изучали азбуку Морзе).
После окончания 9-го класса надо было делать выбор, как жить дальше. Отправились с подругой в Свердловск, денег было только на железнодорожный билет. Случайно наткнулись на объявление о наборе студентов в политехникум на доменное производство. Их приняли сразу на второй курс. Общежитие было устроено в большом зале главного корпуса УПИ: множество двухярусных кроватей – это все удобства. Учились и голодали, дежурили в котельной по очереди, работали в колхозе: собирали подмороженные листья капусты, свеклы, картошку, все сдавали в студенческую столовую. Да еще на носилках раненых выносили из вагонов. Эти девочки не воевали, но видели и сердцем ощущали страшную боль войны. Где-то узнали о наборе на курсы бухгалтеров при хлебозаводе. Отправились туда. Оказалось, курсы-то повышения квалификации. Но им все-таки улыбнулось счастье. Директор, пожилая седая женщина, посмотрела на них и пожалела. Говорит, на практике подкормитесь. Научила, как хоть немного подкопить денег: «Хлебные карточки отоваривайте батонами, потом продавайте их на рынке…». А когда проходили практику, женщины-работницы что-нибудь да дадут, то корочку подгорелую, прилипшую к форме, то хлеб-неудачу. Наша Александра бухгалтерское дело все-таки освоила, и вернулась в ставшую уже родной Елань. На работу устроилась, по дому, по-прежнему, много делала. Младшие-то еще не выросли, израненный отец тяжело болел.
А здесь начинается новая глава в жизни наших героев, уже совместная. Первый раз он увидел ее в окно, хрупкую, красивую, с косой, уложенной вокруг головы. Константин, то ли от обиды, что ранен, то ли от желания самоутвердиться, оказался не в самой походящей компании. Шура же запала ему в душу. Однажды подошел познакомиться, а руку и сердце предложил после того, как она и ее сестра просто помогли ему во время очередной тяжелой болезни. Не сразу согласилась. На ее отказ с обидой сказал: «Девушки ищут женихов здоровых, да с большими звездами на погонах. А я всего лишь старший лейтенант, инвалид, хромой, больной, никому не нужный…» «Неправда!» - промолвила девушка. Поймал ее на слове, а вечером пришел свататься. Мама встретила его с ухватом, но он не отступил, зато с папой общий язык нашел. Поговорили они, как фронтовик с фронтовиком. Хотя вопрос и был решен положительно, мама долго не признавала жениха с подмоченной репутацией. И молодые решили уехать. Добрались до полуразрушенного тогда Симферополя. До отчаяния пытались найти работу. И судьба снова сжалилась над ними. Константина Алексеевича приняли в Крымский облисполком, позднее и Александру Николаевну – тоже. Жильем обеспечили, сначала дали проходную комнату, потом побольше. Словом, обживались, кое-что приобретали в дом. Константин Алексеевич тогда, да и, в общем-то, всю жизнь, работал добросовестно, с полной самоотдачей. Его выдвинули на комсомольскую работу, избрали первым секретарем Центрального райкома ВЛКСМ Симферополя.
Но судьба в очередной раз устроила им проверку на прочность. У Константина начались сильные головные боли, он не переносил крымскую жару. Диагноз врачей был однозначным: не акклиматизировался, переутомился. Надо менять климат, а значит возвращаться на Урал. Не сразу, но все-таки сумели поступить на работу на мотозавод, Александра – экономистом, а Константин горкомом КПСС был направлен комсоргом завода. Комсомольскую организацию пришлось практически создавать заново: налаживать учет, подбирать актив, сплачивать ребят в одну команду. Не сразу все получалось. Но он справился. Голос молодежи все увереннее звучал на заводских активах. Завод рос, развивался, становился солидным предприятием, и в этом существенный вклад комсомольской организации с ее первым секретарем. В тридцать лет Константин Алексеевич был переведен в кузнечный цех технологом. Трудно вживался в работу грохочущего, чадящего, черного цеха. Но опять победил. Следующий поворот в его биографии был неожиданным. Секретарь парткома вызвал к себе и утверждающе сказал: - Будешь редактором многотиражки.
- Но я не знаю эту работу.
- Узнаешь, поможем, заставим, - и улыбнулся.
Опять все впервые, все с начала. Учился делать газету с первой строчки. И снова у него получилось. Семь с лишним лет он был редактором (плюс два года на общественных началах). До последнего дня существования того мотоциклетного газета была боевой трибуной заводского коллектива. И это его заслуга. Общий стаж работы Константина Алексеевича на предприятии более тридцати лет. Он был начальником ОТЗ, заместителем начальника ОТК. Человек принципиальный, честный, всегда резал правду-матку в глаза, был уверен в своей правоте. В активе Кайгородова многолетняя работа в составе комитета народного контроля. Сейчас, на склоне лет, с горечью говорит о том, что жаль ему людей, которых когда-то жестко критиковал, ведь в большинстве своем это были люди достойные. Александру Николаевну на заводе заметили, ее добросовестность и грамотность оценили, перевели старшим экономистом в ПЭО. Затем она возглавила бюро цен. Работа эта очень ответственная и сложная. Надо было рассчитать трудоемкость, расценки каждой операции, составить калькуляцию на каждое изделие, начиная от маленькой шпильки до мотоцикла в целом. Да еще все это утвердить в ведомственном институте в Серпухове, в Главке, Министерстве автомобильной промышленности, Госкомцен при Госплане СССР, да еще в МВД СССР и «Автоэкспорте» в Москве. Ее ценили на заводе, в Главке, часто консультировались по телефону, вызывали в Москву помочь в пересмотре прейскурантов цен.
Ответственность в работе, домашние заботы, постоянное перенапряжение сделали свое дело. В своей жизни она несколько раз стояла на самом краю, тяжело болела. Врачи разводили руками. Она сумела победить болезнь потому, что не могла оставить без своей поддержки мужа, своих дочек и внуков. Девочки ее – Оля и Галя – выросли, получили образование, создали свои семьи, подарили бабушке и дедушке трех внучек и внука. Да и растут правнуки, два мальчика и три девочки. Жизнь продолжается. Но судьба преподнесла еще одно жестокое испытание: ушла из жизни младшая дочь. Это несправедливо, нельзя родителям провожать в последний путь своих детей.
Не нравится мне фраза: «Родина высоко оценила…», правильнее будет: «Они заслужили награды Родины!». Среди множества орденов и медалей за войну, за труд Константин Алексеевич главной наградой считает гвардейский знак, а Александра Николаевна всю жизнь хранила коробочку с рукоделием (пяльца, канва, нитки мулине), врученную ей в пятом классе в Свердловском дворце пионеров, куда ее, единственную из Елани, за активную общественную работу отправили на новогоднюю елку. Семьдесят лет вместе. Всякое было. Сегодня же Константин Алексеевич говорит: «Я всем в этой жизни обязан Шурочке. Мы живем долго только потому, что наш главный девиз – доброта. И этому меня научила жена. Нельзя делать людям зло и причинять боль». А она рассказывает, что до семидесяти двух лет во сне кричал, поднимал в атаку свою роту.
Хорошо, что сегодня их двое, что они не расстаются, что со всеми бытовыми проблемами управляются сами. Много читают, не современное чтиво, а серьезных авторов. Из-под пера Константина Алексеевича вышли три книги: «Белые журавли памяти», «На круги своя…», «Жить любя…» - размышления о времени и о себе с посвящением: «Уважаемой супруге Александре Николаевне». Я же счастлива и горжусь, что уважаемый мною человек вручил мне свои работы с трогательной надписью: «Честь имею подарить Вам свое «творчество»…». Честь имею читать! Удивляться и поражаться тому, что в них изложено. Живите долго, этак лет еще тридцать. И хотя Вы уже «повзрослели», многое можно начать с начала, многое повторить. Вы нужны своим близким, своим землякам.
Галина МОСУНОВА
Сегодня Константину Алексеевичу – 94, Александре Николаевне – 89. (Простите, Александра Николаевна, что озвучила Ваш возраст). Но они молоды душой, и это не дежурные слова. Родная деревня Кости – Менщикова Еланского района. В семье семеро детей. Без отца остался в девятилетнем возрасте. Всю жизнь помнил, как ходил с ним по грибы, как на «привале» отец напевал: «В том саду при долине громко пел соловей…» и после слов «Я умру, я умру, похоронят меня…» горько плакал, жаль было тятьку своего. Мама, красивая, добрая, ласковая, одна поднимала детей. Старшего брата мобилизовали на работу на металлургический завод, среднего с сестрами – на лесозаготовки. Мама с Костей в доме остались одни: тихо, холодно и голодно… В школу бегал с холщевой сумкой за пять километров. Скромный был, тихий. Били его, «малявку», ровесники, дразнили. Когда от голода перебрались в город к брату, в школе снова обижали потому, что деревенщина, что в рваной одежонке. В классе робел, краснел, говорить не мог, из-за этого оставили на второй год. И самым большим счастьем было возвращение в родную деревню, где знающий его учитель перевел сразу в четвертый класс. После окончания семилетки старший брат пытался пристроить Костю на металлургический завод в Надеждинске (Серове) чернорабочим. Хотя эта должность ничего хорошего не сулила, наш герой готов был работать, чтобы выжить. Но, гуляя по городу, из любопытства зашел в металлургический техникум и его… приняли, хотя вступительные экзамены давно закончились. Видимо, директору понравился ответ Кости на вопрос, кем он хочет быть: «Хочу быть директором завода». И он учился, взахлеб, проходил производственную практику на том самом заводе в Надеждинске, преддипломную – на Сталинградском. Узнал запах горящего железа и масла, грохот и обжигающий жар прокатного стана.
Диплом техника в кармане, жизнь впереди, но началась война. Настойчиво обивал пороги военкомата с заявлением: «Прошу снять «бронь»!». С трудом, но своего добился. И вот команда «По вагонам!». Пехотное училище в Сарапуле с холодными казармами, боевыми тревогами, боями, маршбросками, единственное отличие от фронта: в них не стреляли и не бомбили. Последнее торжественное построение, на петлицах лейтенантские «кубики», в кармане приказ: на Западный фронт! Молодые офицеры до Москвы добирались на пароходе. По дороге, как мальчишки, сбросили в воду вреднющего старшину (правда, со спасательным кругом). И за это им грозил штрафбат. Но обошлось.
Принимающий их полковник, человек, понимающий и проницательный, приказал зачислить наших нарушителей в гвардейский полк. У Кости в то время все было впервые: разведка боем в составе роты автоматчиков на 144 километре шоссе Москва-Минск; ближний бой с немцами, прорвавшимися к штабу полка; первая смерть сослуживца… Он увидел солдата, который стоял, прислонившись к стене... без головы. Во время долгой и трудной обороны осваивал навыки разведки, ходил в тыл врага, терял друзей и ждал наступления. А когда оно началось, силы все еще были неравными. Зубами держались за каждый клочок земли. После первого ранения лечился в Москве, а по излечении был направлен в Подольск на курсы, которые готовили командиров стрелковых рот. Уже в звании старшего лейтенанта летом 1944 года участвовал в широкомасштабной операции «Багратион» по освобождению Белоруссии в составе 4 Белорусского фронта, в том числе в форсировании Немана, снова впервые, в качестве командира роты. Потери были огромные. Как мог, поддерживал моральный дух подчиненных. «Продержись! – просил комбат старшего лейтенанта Кайгородова. Не продержался. Полоснула автоматная очередь. На самолете его эвакуировали из полевого медсанбата в Орехово-Зуево. Решение консилиума врачей безжалостно: ампутация! Но лечащий врач – пожилая еврейка – уверенно заявила: «Он выкарабкается!». Лежал на больничной кровати, а перед глазами стоял солдат, опытный уже пулеметчик, награжденный орденом Славы, почувствовавший перед тем самым боем свою смерть: «Последний час дышу…». Костя выкарабкался, но на фронт больше не попал. Какое это счастье, оказывается, возвращаться домой, и какая боль, ведь инвалид.
Обосновался в Елани, начал работать в военкомате. Но ранение давало о себе знать. Именно в это время в его жизни появляется Шура, Александра Николаевна, тогда еще Шестакова. Семья Шуры – большая, дружная, работящая. Мама Клавдия Георгиевна – настоящая русская женщина, трудяга, десять детей родила, троих, как говорили, Бог прибрал, остальных вырастила достойными людьми. Жили они в Кировской области. Отец призван был в царскую армию, а демобилизован из Красной. Пережили коллективизацию. Николай Андреевич принял Советскую власть сразу же. Все, что было нажито, сдал в колхоз. По военной специальности он был минер-сапер, а по гражданской – очень хороший портной. В 1938-м семья из-за страшного голода в Поволжье снялась с обжитого места и отправилась на Урал. В Ирбите от кого-то узнали, что в Елани (тогда это был районный центр) требуется портной – заведующий швейной мастерской. Николая Андреевича приняли с распростертыми объятиями. Прижились они там, обустроились, большим авторитетом и уважением пользовались у односельчан. Старшего Шестакова несколько раз избирали депутатом районного совета. Но и здесь война сделала свое черное дело. Старший из детей Леонид дошел до Праги, его жена и сестра тоже фронтовички. Отца призвали, когда ему было 47 лет (возраст непризывной), не хватало на фронте минеров-саперов. Может и не надо еще раз повторять, как жили люди тогда, и семья Шестаковых тоже. Мама, беременная на девятом месяце, младшие двух и семи лет, и самая старшая пятнадцатилетняя Александра. Мама собирала вещи, ходила по деревням, обменивала на продукты. На еду собирали, крапиву, лебеду, одуванчики, терли картошку на терке, добавляли ботву и муку. Получались неповторимые лепешки.
Когда Елань лишили статуса районного центра, многие люди потеряли работу. Шестаковы перебрались в Ирбит. Половинку дома купили. И стали выживать. Вся мужская работа легла на плечи семилетнего Николая, а Шура нянчила младших, ухаживала за скотом, содержала дом. В семье ее любили все, за доброту, покладистость, трудолюбие, ум. При поступлении в школу учитель ее спросил, что она знает и умеет, и сразу определил во второй класс. В 8-9 классах училась уже во время войны. Старшим ребятам, учителей забрали на фронт, объявили, что десятого класса возможно не будет. В школе – полное самообслуживание. Вплоть до мытья полов и протапливания печей, если были дрова. Вместо тетрадей – старые обои, обязательная военная подготовка (рыли окопы, бросали гранаты, разбирали-собирали винтовки, бинтовали «раненых», изучали азбуку Морзе).
После окончания 9-го класса надо было делать выбор, как жить дальше. Отправились с подругой в Свердловск, денег было только на железнодорожный билет. Случайно наткнулись на объявление о наборе студентов в политехникум на доменное производство. Их приняли сразу на второй курс. Общежитие было устроено в большом зале главного корпуса УПИ: множество двухярусных кроватей – это все удобства. Учились и голодали, дежурили в котельной по очереди, работали в колхозе: собирали подмороженные листья капусты, свеклы, картошку, все сдавали в студенческую столовую. Да еще на носилках раненых выносили из вагонов. Эти девочки не воевали, но видели и сердцем ощущали страшную боль войны. Где-то узнали о наборе на курсы бухгалтеров при хлебозаводе. Отправились туда. Оказалось, курсы-то повышения квалификации. Но им все-таки улыбнулось счастье. Директор, пожилая седая женщина, посмотрела на них и пожалела. Говорит, на практике подкормитесь. Научила, как хоть немного подкопить денег: «Хлебные карточки отоваривайте батонами, потом продавайте их на рынке…». А когда проходили практику, женщины-работницы что-нибудь да дадут, то корочку подгорелую, прилипшую к форме, то хлеб-неудачу. Наша Александра бухгалтерское дело все-таки освоила, и вернулась в ставшую уже родной Елань. На работу устроилась, по дому, по-прежнему, много делала. Младшие-то еще не выросли, израненный отец тяжело болел.
А здесь начинается новая глава в жизни наших героев, уже совместная. Первый раз он увидел ее в окно, хрупкую, красивую, с косой, уложенной вокруг головы. Константин, то ли от обиды, что ранен, то ли от желания самоутвердиться, оказался не в самой походящей компании. Шура же запала ему в душу. Однажды подошел познакомиться, а руку и сердце предложил после того, как она и ее сестра просто помогли ему во время очередной тяжелой болезни. Не сразу согласилась. На ее отказ с обидой сказал: «Девушки ищут женихов здоровых, да с большими звездами на погонах. А я всего лишь старший лейтенант, инвалид, хромой, больной, никому не нужный…» «Неправда!» - промолвила девушка. Поймал ее на слове, а вечером пришел свататься. Мама встретила его с ухватом, но он не отступил, зато с папой общий язык нашел. Поговорили они, как фронтовик с фронтовиком. Хотя вопрос и был решен положительно, мама долго не признавала жениха с подмоченной репутацией. И молодые решили уехать. Добрались до полуразрушенного тогда Симферополя. До отчаяния пытались найти работу. И судьба снова сжалилась над ними. Константина Алексеевича приняли в Крымский облисполком, позднее и Александру Николаевну – тоже. Жильем обеспечили, сначала дали проходную комнату, потом побольше. Словом, обживались, кое-что приобретали в дом. Константин Алексеевич тогда, да и, в общем-то, всю жизнь, работал добросовестно, с полной самоотдачей. Его выдвинули на комсомольскую работу, избрали первым секретарем Центрального райкома ВЛКСМ Симферополя.
Но судьба в очередной раз устроила им проверку на прочность. У Константина начались сильные головные боли, он не переносил крымскую жару. Диагноз врачей был однозначным: не акклиматизировался, переутомился. Надо менять климат, а значит возвращаться на Урал. Не сразу, но все-таки сумели поступить на работу на мотозавод, Александра – экономистом, а Константин горкомом КПСС был направлен комсоргом завода. Комсомольскую организацию пришлось практически создавать заново: налаживать учет, подбирать актив, сплачивать ребят в одну команду. Не сразу все получалось. Но он справился. Голос молодежи все увереннее звучал на заводских активах. Завод рос, развивался, становился солидным предприятием, и в этом существенный вклад комсомольской организации с ее первым секретарем. В тридцать лет Константин Алексеевич был переведен в кузнечный цех технологом. Трудно вживался в работу грохочущего, чадящего, черного цеха. Но опять победил. Следующий поворот в его биографии был неожиданным. Секретарь парткома вызвал к себе и утверждающе сказал: - Будешь редактором многотиражки.
- Но я не знаю эту работу.
- Узнаешь, поможем, заставим, - и улыбнулся.
Опять все впервые, все с начала. Учился делать газету с первой строчки. И снова у него получилось. Семь с лишним лет он был редактором (плюс два года на общественных началах). До последнего дня существования того мотоциклетного газета была боевой трибуной заводского коллектива. И это его заслуга. Общий стаж работы Константина Алексеевича на предприятии более тридцати лет. Он был начальником ОТЗ, заместителем начальника ОТК. Человек принципиальный, честный, всегда резал правду-матку в глаза, был уверен в своей правоте. В активе Кайгородова многолетняя работа в составе комитета народного контроля. Сейчас, на склоне лет, с горечью говорит о том, что жаль ему людей, которых когда-то жестко критиковал, ведь в большинстве своем это были люди достойные. Александру Николаевну на заводе заметили, ее добросовестность и грамотность оценили, перевели старшим экономистом в ПЭО. Затем она возглавила бюро цен. Работа эта очень ответственная и сложная. Надо было рассчитать трудоемкость, расценки каждой операции, составить калькуляцию на каждое изделие, начиная от маленькой шпильки до мотоцикла в целом. Да еще все это утвердить в ведомственном институте в Серпухове, в Главке, Министерстве автомобильной промышленности, Госкомцен при Госплане СССР, да еще в МВД СССР и «Автоэкспорте» в Москве. Ее ценили на заводе, в Главке, часто консультировались по телефону, вызывали в Москву помочь в пересмотре прейскурантов цен.
Ответственность в работе, домашние заботы, постоянное перенапряжение сделали свое дело. В своей жизни она несколько раз стояла на самом краю, тяжело болела. Врачи разводили руками. Она сумела победить болезнь потому, что не могла оставить без своей поддержки мужа, своих дочек и внуков. Девочки ее – Оля и Галя – выросли, получили образование, создали свои семьи, подарили бабушке и дедушке трех внучек и внука. Да и растут правнуки, два мальчика и три девочки. Жизнь продолжается. Но судьба преподнесла еще одно жестокое испытание: ушла из жизни младшая дочь. Это несправедливо, нельзя родителям провожать в последний путь своих детей.
Не нравится мне фраза: «Родина высоко оценила…», правильнее будет: «Они заслужили награды Родины!». Среди множества орденов и медалей за войну, за труд Константин Алексеевич главной наградой считает гвардейский знак, а Александра Николаевна всю жизнь хранила коробочку с рукоделием (пяльца, канва, нитки мулине), врученную ей в пятом классе в Свердловском дворце пионеров, куда ее, единственную из Елани, за активную общественную работу отправили на новогоднюю елку. Семьдесят лет вместе. Всякое было. Сегодня же Константин Алексеевич говорит: «Я всем в этой жизни обязан Шурочке. Мы живем долго только потому, что наш главный девиз – доброта. И этому меня научила жена. Нельзя делать людям зло и причинять боль». А она рассказывает, что до семидесяти двух лет во сне кричал, поднимал в атаку свою роту.
Хорошо, что сегодня их двое, что они не расстаются, что со всеми бытовыми проблемами управляются сами. Много читают, не современное чтиво, а серьезных авторов. Из-под пера Константина Алексеевича вышли три книги: «Белые журавли памяти», «На круги своя…», «Жить любя…» - размышления о времени и о себе с посвящением: «Уважаемой супруге Александре Николаевне». Я же счастлива и горжусь, что уважаемый мною человек вручил мне свои работы с трогательной надписью: «Честь имею подарить Вам свое «творчество»…». Честь имею читать! Удивляться и поражаться тому, что в них изложено. Живите долго, этак лет еще тридцать. И хотя Вы уже «повзрослели», многое можно начать с начала, многое повторить. Вы нужны своим близким, своим землякам.
Галина МОСУНОВА