Этническое своеобразие народов Среднего Урала раскрыто в литературе с точки зрения особенностей формирования населения, социально-экономического развития и результатов взаимодействия[1]. Недостаточно исследован такой фактор, заметно сказавшийся на народной культуре, как природно-географическая Среда. Из всех имеющихся публикаций следует выделить книгу С.А. Дегтерева, в которой сравнительно-типологический анализ народного жилища представлен по природно-ландшафтным зонам Урала[2].
Цель настоящей статьи - показать влияние природных условий на жизнь народов Среднего Урала. Поставленная проблема анализируется на примере результатов этнических процессов, накопленного опыта рационального использования природных богатств, географии расселения, культуры жизнеобеспечения (жилища. одежда, транспортные средства, пища), а также некоторых мировоззренческих представлений.
Исторически сложившиеся народы Среднего Урала - русские, коми-пермяки, удмурты, манси, татары, башкиры, марийцы - проживали в разных экологических условиях. К Среднему Уралу относятся на западе и востоке от Уральского хребта. Его северная часть с высокими горными вершинами, глубокими речными долинами, таежными хвойными лесами, а южная - с увалами, покрытыми лесами. Уральские горы создают естественную климатическую границу между западом и востоком с континентальным. Средний Урал богат реками. На западной территории Кама в судоходной части имеет меридиональное направление и принимает притоки, текущие преимущественно в широтном направлении. Восточные реки, стекающие с лесистых увалов, в основном текут в широтном направлении по равнинной местности. Чусовая - единственная река, протекающая через Уральские горы с востока на запад. Большая разница между северной и южной зонами обнаруживается в характере почвенно-климатических условий. На севере преобладают подзолистые почвы с незначительным содержанием гумуса, больше осадков, короткое лето, поздняя весна, ранние заморозки. Южные земли более плодородные; климат намного мягче, более продолжительное лето, широкие луговые поймы, свободные от леса территории явились немаловажными факторами хозяйственно-культурного освоения южного региона.
Разнообразие природной Среды, удобство водных и сухопутных путей издавна привлекали на Урал народы, потомки которых продолжают жить здесь и в наши дни. Проложенные через Урал дороги активно использовались для миграций с европейской территории на сибирские просторы. В наиболее благоприятных для жизни местах - по берегам рек, закрытых от ветра, складывались компактные очаги формирования коренных народов Северного Урала, а с XV в. и пришлого русского населения. Разные ландшафтные зоны оказывали влияние как на характер расселения, так и на этнические процессы. На равнинах при отсутствии каких-либо препятствий для общений складывающиеся этнические коллективы сливались быстрее, и уже в XVI-XVII вв. население по составу стало этнически однородным.
В труднодоступных районах оставались небольшие по численности группы - фрагменты этнических общностей. В Северном Прикамье коренное коми-пермяцкое население в XV в. вошло в контакты с русскими, которые поддерживались и позднее. В результате коми-пермяки центральных равнинных территорий Чердынского и Соликамского уездов (побережье Камы от впадения Пильвы и Южной Кельтмы до притоков Яйвы, Косьвы, Кондоса) уже к концу XVII в. обрусели[3]. Основная этническая общность коми-пермяков сохранялась только в удаленной северной излучине Камы и сохранялась притоком Косе и Иньве. В 1925 г. она получила автономию (Коми-Пермяцкий округ). За пределами компактной этнической территории остались три группы коми-пермяков - зюздинска (верховья Камы), язьвинская (верховья Язьвы, приток Вишеры) и оханская (верховья Обвы)[4]. Представители двух первых говорят на родном языке и сохраняют национальное самосознание в наши дни, а представители последней в виду того, что расселялись не в природной изоляции, в первой половине XX в. были ассимилированы русскими[5].
В X в. на обоих склонах Урала поселились предки угорского народа манси. Манси, которые проживали по соседству с русскими на равнинных местах и в одинаковом природном окружении, раньше других подверглись ассимиляции. К середине XIX в. утратили самосознание манси, селившиеся в низовьях Лозьвы, Сосьвы, верховьях Уфы[6]. К концу XIX в. окончательно слились с русскими манси двух чусовских деревень Копчик и Бабенки[7], а хатем и верхневишерской дер. Усть-Улс[8]. Дольше всего сохраняли самостоятельность изолированные от русских верхнелозьвинские манси.
На свободные земли Южного Прикамья и Зауралья в XVI в. продолжало мигрировать татарское, башкирское, марийское и удмуртское население. Этот процесс завершился образованием компактных этнических групп, окруженных в большинстве случаев русским населением. Природные условия вновь освоенных земель не создавали каких-либо препятствий к обращению народов. Всюду были проложены удобные дороги, часть которых превратилась в торгово-почтовые тракты. Между всеми народами южного Прикамья и Зауралья установились близкие хозяйственные и культурные связи. Сближение активнее происходило в том случае, если у народов сохранялось одинаковое религиозное мировоззрение. Ассимиляционные процессы более широко развернулись среди близко проживавшего мусульманского населения - татар и башкир Осинского и Красноуфимского уездов[9]. В результате значительная часть башкир стала говорить по-татарски, хотя и сохраняла прежнее этническое самосознание. Данная ситуация характерна и для наших дней. У татар и башкир отсутствуют различия в быту, одежде, обрядности. Во время переписи 1989 г. более 30 тыс. башкир Пермской области записались башкирами, но родным языком назвали татарский. Удмуртская этническая группа Осинского уезда на р. Буй с языческим мировоззрением восприняла от соседнего башкирского населения некоторые элементы костюма, жилища, бытовую терминологию, но выстояла и осознает себя до сих пор[10].
Марийское население Красноуфимского уезда, придерживавшееся язычества, не растворилось среди русских и татар, от соседей заимствовало только бытовую лексику[11]. Две компактные этнические группы марийцев продолжают жить на своей древней территории в бассейне Сылвы и Верхней Уфы.
Многообразие природно-кламатических условий на территории, занятой народами Среднего Урала, обусловило различия в их хозяйственно-культурной деятельности. В центральных и южных землях получило развитие терхполья, а на севере - трехполье с перелогом и подсечно-огневой системой. В самых северных и горно-таежных местах по Вишере, Колве, Яйве, Кондасе, Усьве, Туре, Сосьве, Ляле подсечное земледелие длительное время преобладало. Этому способствовало долго сохранявшееся у крестьян право свободного пользования землей и такие условия, как дополнительное прогревание почвы во время сжигания леса, защищенность участков от ветров оставшимися деревьями по округе, возможность удобрения почвы золой. В первые годы на подсеках снимался высокий урожай. На твердых глинистых почвах, которых много в южной зоне, в начале XX в. продолжали пахать преимущественно колесным сабаном[12]. В северном регионе подзолистые, с низким плодородием почвы вспахивали с начала двуральничной сохой с деревянной расохой, а затем изобретенными в 1870-е гг. в селах Пермского и Соликамского уездов новыми сохами с треугольными вогнутыми лемехами (у крестьян широко известны под названиями курашимка, кыласовка, косуля). О своем землепашестве северные крестьяне Чердынского уезда отзываются так: "... а пашем мы на лошадишках своих сохами, а сошники куем... и те сошники точим на каждый день, потому что земли твердые"[13].
На Среднем Урале сложилась специализация районов по выращиванию сельскохозяйственных культур. В южных уездах высевали пшеницу, гречиху, в большом количестве выращивали картофель, в северных главными культурами оставались озимая рожь и ячмень.
Позональные различия проявились в способах сенокошения. На естественных ровных покосах - в поймах и на суходолах крестьяне раньше стали использовать косы-литовки, а в лесных местах, где требовалась дополнительная сила для выравнивания участков, между кустарниками и пнями им сподручнее было косить старой косой-горбушей. так, во многих местах Чердынского, Соликамского, Верхотурского уездов косой-литовкой стали пользоваться только в 1930-е гг.[14] На севере, где часто летом шли дожди, скошенную траву, не всегда успевавшую как следует высохнуть, было принято складывать в длинные зароды с несколькими промежками, в которых она хорошо проветривалась и досыхала. Известно, что в самой северной части Чердынского уезда знали другой способ: сено укладывали в стога вокруг одного стожара.
В северном регионе сложилось и успешно развивалось хозяйство охотничье-рыболовческого направления. В южных уездах этот вид занятий имел подсобное значение. Здесь промысловая деятельность ориентировалась на обработку сельскохозяйственной продукции[16]. Поэтому у южных крестьян большие навыки были накоплены в кожевенном, скорняжном, чеботарном, рогожном, маслобойном деле, а у северных - в охоте и рыболовстве. На Вишере, где по словам очевидца, проживали "охотники, которым всякий истый охотник и позавидует, и удивится, и пожелает подражать, но не сможет"[17], способы и орудия охоты соответствовали особенностям сезонно года. Зимой артели охотников отправлялись за добычей только в места, где снег был мельче - там собирались зимовать стада лосей, оленей. Исходя из этих соображений, вишерские и колвинские охотники отправлялись иногда и за Уральский хребет, за 200 верст от дома[18].
Экологические условия определили специфику характера расселения и размещения сельских поселений. На севере преобладали малодворные, на юге - многодворные поселения. На всех этапах исторического развития в северном регионе был распространен прибрежно-речной тип заселения. Реки являлись здесь важнейшим транспортным путем. В южных уездах раньше, чем в северных, возник и развился вместе с прибрежно-речным водораздельный тип, который оставался наиболее удобным для ведения развитого земледельческого хозяйства. Северные поселения размещались исключительно по одному берегу реки, а на юге, в Осинском и Екатеринбургском уездах, - на двух. Объясняется это, очевидно, тем, что северные реги порожистые, трудны для переезда в осеннюю и зимнюю распутицу. Южные реки более спокойные, с широкими поймами, удобным прибрежным ландшафтом для проживания на обоих берегах (размещение построек, заготовка сена, дров и др.). На севере, как правило, один берег ровный, а противоположный гористый или заболоченный.
При выборе места для поселения предпочтение отдавалось южным склонам. Здесь раньше сходил снег, быстро высыхала почва, дольше держалось тепло. В поселениях окна жилых домов были обращены на юг или восток, благодаря чему в жилище становилось светлее и теплее. На реках меридионального направления (Кама, Вишера, Колва, Сива, Тулва, Тавда, Пелым, Лозьва, Сосьва) поселения возникали по обоим берегам, но чаще на правом. На реках широтного направления (Инька, Обва, Чусовая, Сылва, Тура, Тагил, Ница, Пышма, Исеть) большинство поселений располагалось на левых берегах.
Наибольшей компактностью обладали поселения северного региона. Очевидно, из-за более суровой снежной зимы и постоянных трудностей в освоении земли необходимо было иметь невдалеке пашни, лес, поскотины, луга, водоемы. Преобладающему на севере прибрежно-речному типу заселения соответствовали поселения рядовой планировки. В них усадьбы размещались рядами и обращались окнами на реку и одновременно, как отмечалось, на солнечную сторону. В верховьях северных рек ровных побережий было недостаточно, поэтому на небольшом участке усадьбы строились не в один, а в два и три ряда (деревни Тиминская, Нюзим на Колве, Заговоруха на Вишере, Рассохи на Клндасе, Пудьва на Пудьве). Северные поселения, не имевшие строгой формы, находились на небольшом удалении от реки, а на юге чаще всего га водоразделах. С ранним появлением дорог и трактов в южных уездах получили распространение уличные формы планировки. Но при этом дома ставились в зависимости от местности - сырые и каменистые участки, а также овраги пропускались. На севере уличные поселения появились позднее, их образовали официальным путем с конца XIX в.[19].
Природная Среда Среднего Урала играли важную роль в формировании типов крестьянских усадеб и особенностей жилища. Дворы-хоромы со слитной связью избы и двухъярусного двора дольше бытовали на севере. Компактно-композиционный объем под единой или двумя смежными крышами обеспечивал в зимнее время сохранение тепла и удобство для ведения хозяйства. Корм для скота на всю зиму хранили на верхнем ярусе двора - повети, навоз накапливали в холодной части двора, из сеней удобно было пройти во двор, не выходя на улицу. Жилища этого типа знали и на юге, но здесь они раньше подвергались изменению, причем не только у русских, но и других народов[20]. Реконструкция выразилась в размещении с боку от избы еще одного хозяйственного двора с дополнительными постройками по его периметру - амбарами, погребами, санниками, навесами. Усадьба от этого приобретала совсем иную, покоеобразную форму. Данный тип усадьбы распространился и в северных уездах, особенно на торговых путях, вблизи городов и заводских поселков, но в отличие от южного варианта не с открытой оградой, а с закрытой целиком или же частично[21]. В отличие от юга на севере редки усадьбы с насаждениями, здесь в палисадниках и сейчас можно увидеть только кусты черемухи и рябины. Объясняется это, видимо, непродолжительностью светового периода, малочисленностью светлых дней, близостью усадеб к естественным лесам.
Природные условия находили отражение в конструктивных приемах и архитектурно-художественном облике жилища. На севере все постройки возводились из дерева - ели, сосны, на столбы подбирали кедр, на нижние венцы лиственницу. В лесостепной зоне (юг Осинского, Красноуфимского, Екатеринбургского, Ирбитского уездов) наравне с хвойными породами использовали березу, липу, осину. В безлесных районах, где не хватало хорошего леса, строили из тонкой древесины, стены обмазывали глиной, иногда делали каркасно-столбовую конструкцию, внутрь которой закладывали землю, навоз, солому. Аналогичные принципы домостроительства были у народов Поволжья и Южного Урала[22]. В лесной зоне фундаментом жилищ служили столбы, в горных местах и на равнинах -плиты и бутовый камень. На Среднем Урале бревна для жилищ рубили чаще всего в "чашу" - "обло", с наружным выступом венца. благодаря этому углы не промерзали и в доме дольше удерживалось тепло. В пазы клали мох, на юге иногда паклю. На севере из-за обильных осадков крыши строили высокими, с крутыми, далеко выступающими от стен скатами, а на юге пологими. В горных районах, где выпадает много осадков, избу, холодный двор и теплые хлевы перекрывали раздельно двускатными крышами, расположенными рядом и параллельно друг другу. В этом варианте по фасадам выступали три, а то и четыре фронтона. Длинные свесы кровли защищали стены от осадков. Кровлю делали, как правило, деревянной. но кое-где (Оханский, Осинский, Екатеринбургский, Ирбитский уезды) жилища покрывали глиняной черепицей, а хозяйственные постройки - соломой[23].
Избы в Чердынском, Соликамском, Верхотурском, Пермско уездах, как и на Европейском Севере, возводили с высокими, иногда до 2 м. подклетами, углубленными в землю. благодаря высоте подклета внизу создавался мощный воздушный слой, препятствующий зимой охлаждению жилища с земли, а летом во время затяжных дождей способствующий быстрому избавлению от сырости. В южной зоне подклет был низким, в среднем два-три венца, так как здесь теплый период был более длительным и осадков выпадало значительно меньше. На севере в жилищах долгое время потолки делали из круглых бревен и полубревен, на юге такой традиции не знали. Высокие подклеты и бревенчатые потолки создавали прочную изоляцию северному жилищу.
В северной зоне (Чердынский, Соликамский, Пермский уезды), где крестьянство больше занималось охотой, рыболовством, безгвоздевые крыши украшали зооморфной скульптурой - коньками и птицами, а наличники - накладными или прорезными фигурами уток, лебедей, тетеревов, глухарей. В южный уездах с развитым земледелием наличники оформляли с солярными символами, выполненными на верхних досках глухой выемчатой резьбой или многоцветной росписью. Внутри небеленые стены расписывали цветами, птицами, животными, а также бытовыми сценами[24].
Климатическим условиям соответствовали особенности и хозяйственных построек. На севере дворы строили обязательно двухъярусными, со взвозами на поветь, где хранился хозяйственный инвентарь и корм для скота, который содержали в теплых хлевах нижнего яруса. Погреба размещались в холодном крытом дворе или же под полом в сенях. Чтобы уберечь продукты от сырости, грызунов, амбары-житницы стали на столбы в стороне от дома. Овины делали, как правило, верховые, т.е. с каменкой на земле, а овины в глиняным полом - с долонью.
Преобладали мельницы мутовки на один или два постава, которые строили над руслом с быстрым течением воды. Колесных мельниц было немного, среди них преобладали почвенные. Для южных уездов Прикамья и Зауралья были характерны одноярусные дворы с хлевами, погреба, размещенные в стороне от жилища, амбары для хлеба и зерна под крышей холодного двора, овины не только с глиняным, но и с деревянным полом, мельницы не мутовчатые, а колесные наливные на два и три постава, в равнинной местности - ветряные шатровки.
Природные условия обусловили многообразие народного костюма. Овчинную одежду (шубы, полушубки) носили преимущественно в северном регионе. Русские, коми-пермяки, манси имели одежду из меха диких животных. Совики, малицы, гусь, порхи глухого покроя шили из оленьих шкур мехом наружу[25]. Охотники и рыболовы лесной таежной зоны прикрывали грудь, спину и плечи суконными лузанами. Многие народы Среднего Урала носили берестяные и лыковые лапти, кожаные коты, бахилы. В XIX в. лапти раньше вышли из употребления у тех русских, которые занимались охотой и животноводством. Их заменяли кожаными бахилами с высокими голенищами и обутками. Для ходьбы на лыжах манси, коми-пермяки, северные русские крестьяне надевали уледи, сшитые целиком из кожи, или порубни, их подошва была из кожи, а верх - из сукна. Носили также няры из оленьего меха. Общераспространенной зимней обувью являлись валенки. На юге их называли пимами. Овчинные шапки-ушанки, валяные колпаки носили преимущественно северные русские, коми-пермяки, манси. В Южной Прикамье и Зауралье у татар, башкир, русские раньше, чем у жителей других зон, появились овчинные шапки, крытые сукном или плисом.
Природной средой задана типология транспортных средств. В северном регионе с прибрежно-речным заселением не могли обойтись без водных средств передвижения: на малых реках пользовались долблеными лодками, на больших - дощатыми. На реках с быстрым течением и небольшой глубиной по обоим склонам Урала крестьяне использовали длинные лодки с округлым дном как самые устойчивые и удобные для преодоления перекатов. Управляли ими чаще шестами. В низовьях Камы и на реках Южного Зауралья знали только небольшие дощатые лодки с плоским дном, уключинами для весел и парусами. Сухопутный транспорт был представлен волоковыми и полозовыми средствами перевозки тяжестей - волокушами, санями, нартами, лыжами с прикрепленным мехом - камусами. Они шире использовались северными коми-пермяками, русскими и манси. Колесный транспорт в северном регионе стал внедряться только с конца 1920-х гг. Земледельческие народы Южного Прикамья и Зауралья раньше перешли к использованию колесного транспорта, потому что здесь издавна ведущая роль принадлежала сухопутным дорогам.
Природные условия определяли и рацион питания. У народов северной зоны основу его составляли продукты животноводства и земледелия. Существенным дополнением было мясо диких животных, дичи и рыбы. В рацион питания входили продукты собирательства - грибы, ягоды, орехи[26]. Овощные блюда больше употреблялись в южных уездах, где благодаря мягкому климату. продолжительному лету огородничество получило большее развитие. Характеру природно-географической среды подчинялись также общественные отношение и некоторые стороны духовной жизни. Размещение поселений на местности и их группировка (разбросанная или гнездовая) влияли на социальную организацию и общественную жизнь. На севере и в горной местности (Вишера, Колва, Яйва, Косьма, Лозьва, Тура, Тавда, Сосьва, верховья Чусовой), где немало удаленных друг от друга поселений и труднодоступные пути сообщения, наиболее сплоченным коллективом людей являлась не волостная, а сельская (деревенская) община, объединяющая крестьян одного или нескольких близлежащих поселений. Для регулирования поземельных отношений и взаимоотношений с долго державшимися у северных крестьян нормами обычного права к концу XIX в. сельские (деревенские) общины были заменены сельскими обществами, состоящими также из одного или нескольких поселений[27]. Общинная жизнь и обычно правовые нормы включали также трудовую взаимопомощь[28]. В местах скученного расселения и компактного размещения гнезд поселений крестьянская волостная община функционировала стабильно, и ее уровень действия был выше сельской общины и общества[29]. Традиции общинной жизни выглядели намного устойчивыми и эффективными, когда деятельность общин распространялась на территорию в одним церковным приходом[30].
В характере расселения просматривается и такая взаимообусловленность: население, проживавшее в разных, но близлежащих речных бассейнах с одинаковыми климатом, рельефом, фауной и флорой, в большинстве случаев не обособлялось, а постоянно поддерживало общение на хозяйственном, культурно и семейно-брачном уровнях. На Среднем Урале выделяются три таких района - верхняя Колва и Печора, верховья Чусовой и Исети, земли вокруг истока Камы и верховья Сепыча. Так, жители колвинских и печорских деревень, несмотря на 30-верстный водораздел, вели однотипное охотничье-промысловое хозяйство, строили одинаковые усадьбы, перевозили тяжести на сходных транспортных средствах, навещали друг друга в праздники, роднились, постоянно были осведомлены о жизни почти каждого человека. Жители этих деревень были хранителями традиций художественного творчества на Русском Севере, проявившихся в резной посуде, домовой росписи, узорном вязании, узорном ткачестве, а также в устной культуре[31]. В Верхокамье (земли вокруг источников Камы, Сепыча, Лысьвы, Обвы) хозяйственно-культурная общность обладала устойчивыми чертами с XVII в., когда сложились первые общины старообрядцев поморского согласия. Поэтому этот район на многие годы стал объектом изучения народной культуры с различных точек зрения - книжности, фольклора, музыки, этнографии, лингвистики, искусствоведения, социологии[32]. Результаты многолетних комплексных работ показали, что Верхокамье является эталонным районом для изучения подобного материала других мест, а также для выработки перспективных методов исследования народной культуры.
Достижением каждого народа является создание календаря трудовых, праздничных и ритуальных циклов.
Формируется календарь под воздействием как исторических хозяйственных, этнических, так и природных факторов. У народов, населявших земледельческие районы Среднего Урала, - русских, татар, башкир, марийцев, удмуртов более всего преобладала календарная обрядность, связанная с земледелием и скотоводством[33]. У северных охотников и рыболовов - русских, коми-пермяков, манси предпочтение отдавалось тем святым и духам (Власий, Егорий, Фрол, Лавр, Илья, Христофор и др.), которые являлись покровителями животного мира и удачной охоты [34].
В зависимости от климатических условий исполнение одних и тех же обрядов происходило по-разному. Например, в Егорьев день, приходившийся на 23 апреля, первый выгон скота на пастбище в южных уездах Среднего Урала ежегодно проводился по полному, издавна заведенному циклу. В северных уездах, где 23 апреля часто стояла еще холодная погода и отсутствовала зеленая трава, обряд выгона скота носил лишь символический характер. Домашних животных выводили из двора, прогоняли вокруг деревни, "показывали" Егорию и заводили опять в хлев. В Чердынском уезде известны случаи, когда этот символический обряд переносили на время, совпадающее с пастбищным периодом. На севере обряды, совершаемые при начале и окончании пахоты, сева, жатвы, не всегда четко приурочивались к дням святых. Локальные варианты сохранялись в проведении известного летнего обряда в честь домашнего скота в день Флора и Лавра (18 августа) и в день грозного, щедрого распорядителя сил природы Ильи-пророка (20 июля). Устраиваемый молебен на юге всегда сопровождался купанием скота и людей, на севере в холодное лето ограничивались окраплением святой водой у церквей и часовен[35]. В затяжную весну крестьяне не всегда могли исполнить в Троицу древний обычай поставить березки перед домом, так как к этому времени они еще не распускались[36].
Ввиду несовпадения времени наступления теплой погоды в разных зонах Среднего Урала крестьяне выбирали разные сроки для поминовения умерших на кладбищах с проведением трапезы. В северных уездах, где весна была затяжной, на кладбища ходили в семик и Троицкую субботу, в южных - значительно раньше, в Радуницу (второй Вторник после Пасхи), когда принято было не только плакать устраивать трапезы, но и поздравлять покойников с Пасхой. Северно-русские крестьяне Пермской губернии, которые не ходили в Радуницу на кладбище, накануне топили баню для покойников[37]. Этим они выражали свою благожелательность предкам.
Известно, что для каждой местности в календарной обрядности важное значение приобретали престольные, храмовые праздники в честь патрона местной церкви. Разработанность всех составных компонентов этих праздников оставалась достаточно глубокой. В дни их проведения вели торжественные службы, в домах принимали съехавшихся гостей, в центрах приходов проводили ярмарки, на встречах обсуждали насущные дела, происходили новые знакомства людей. Престольные праздники являлись отголосками старой общинной коллективной трапезы. На Среднем Урале их отмечали по приходам с учетом природного окружения[38]. Праздник собирал из округи много людей, некоторые ехали с ярмарочным товаром. И добраться до места проведения праздника нужно было в удобное время, когда устанавливались дороги, замерзали реки, когда у жителей появлялось время для отдыха после выполнения хозяйственных работ.
Местная природа давала богатую основу для развития устной культуры. В таежной зоне, где приходилось с трудом выращивать урожай, вести охотничий промысел, заниматься скотоводством, в отношении человека к природе было больше таинственности и первозданности. Поэтому не случайно, как утверждают фольклористы, только крестьяне Северного Прикамья и верховьев Туры знали легенды о лесном царе и лешем, властвовавшими над всем, что находилось в лесу. В рассказах эти демонические персонажи всегда близки людям. Иногда они помогают на охоте, в различных домашних работах, а порой и защищают от беды[39]. На Вишере знали предание о Пеле-охотнике, соперничавшем с лешим[40]. Известны примеры, когда русские и коми-пермяки заключали письменные договоры с лешим в целях сохранения домашнего скота во время пастьбы. В целях сохранения домашнего скота во время пастьбы. В случае, если животное терялось, к лесному духу обращались с письменным прошением на бересте - "кабалой" - отпустить животное хозяину, а иногда для более действенной магической силы на дереве рисовали и самого лесного духа[41]. В народном сознании северных крестьян существовало немало представлений по поводу того, как уберечься человеку от козней лешего[42]. Фольклорно-этнографические исследования в Северном Прикамье показывают, что культ лешего не забыт в наши дни. В прозаическом жанре широко бытуют былички и бывальщины о различных встречах с лешим и его проделках[43]. В безлесных районах Осинского, Красноуфимского, Екатеринбургского, Ирбитского уездов иная ситуация. О лешем знали всегда мало, здесь наибольший интерес сохраняли к сказке. В южных земледельческих уездах Среднего Урала мифологическая традиция связана с другими демонологическими персонажами - полудницей (дух полдня), овинником (дух овина), полевиком (дух поля). Людей, проживавших у рек, озер, прудов, окружали образы водяного и русалок. Рыбакам наиболее близким был водяной, признававшийся хозяином водного мира.
Д.К.Зеленин, изучавший в начале XX в. устную культуру Среднему Уралу, пришел к выводу, что наиболее богат сказками Екатеринбургский уезд. Причину этого исследователь увидел в характере местности[44]. Таинственность мира, порождавшего интерес к волшебной сказке, определяли многочисленные отроги Уральского хребта и горные долины, покрытые дремучими лесами. Даже действия многих сказок происходят в горах. Широкому читателю они стали известны по сборнику уральских сказок, названному "Малахитовая шкатулка", писателя П.П.Бажова.
Устойчивая хозяйственная направленность крестьянских хозяйств, заложенная природным началом, сказалась на своеобразии других жанров народного творчества. Так, заговоры, пословицы, поговорки, устные рассказы, отражающие полеводство и пчеловодство, знали преимущественно в южных уездах, а не в северных[45]. На севере подобные жанры отражали охотничье-промысловый быт[46].
Частью народных знаний являются приметы, основанные на наблюдениях за окружающей средой - атмосферой, животными, растениями, явлениями природы и т.д. Вишерские охотники строили предположение о предстоящей зиме по тому, как к ней подготовятся белки. Если с осени они устраивают гнезда на деревьях низко, то жди холодной зимы, а высоко - теплой[47]. Жители Ирбитского уезда по поведению журавлей и гусей судили о продолжительности времени года: высокий полет предвещал долгую осень, а низкий - короткую[48]. В северных уездах предугадывали будущее лето по прилету трясогузки. Замечали, если только что появившиеся птицы летают высоко - ожидай теплой весны и лета, а низко - холодной. По случаю их прилета в Чердынском и Соликамском уездах устраивали специальный обрядовый праздник, известный у русских под названием плишка, а у язьвинских коми-пермяков - сарчик[49]. Узнав о прилете первых трясогузок, жители с пирогами, шаньгами, печеньем, квасом собирались на окраине деревни, жгли костры, прыгали через огонь, устраивали веселые игры, пели обрядовые песни. Оставшуюся пищу закапывали в землю, чтобы птицы и земля обеспечивали теплое лето. По случаю такого обряда в домах пекли для гостей фигурное печенье в виде птиц и животных. В южных уездах погоду узнавали по поведению других птиц: если в конце лета казарки летают низко, то осень должна быть плохой, а высоко - хорошей. Когда казарки прилетят весной с красными зобами спереди, будет хороший первый сев, если красной окажется задняя часть - плохой. Полевые утки весной жирные, то и год окажется сытым[50].
В Камышловском и Кунгурском уездах считали, что появление зайцев и тетеревов у кладей со снопами предвещает голодный год, лед останется таять на берегу - к плохому урожаю, большие шишки на осинах - к хорошей пшенице. Если летом зацветает вершина ивы - будет хороший урожай, в средней части - средний, внизу - плохой[51]. У жителей Красноуфимского уезда были такие приметы: если сосняк зеленый, то голый лес, год будет голодным, на опушившиеся - урожайным; журавли прилетели на снег - год неурожайный; много рябины - к ненастной осенней погоде и хорошему льну[52].
У каждого народа природные символы явились важной составной частью знаковой системы культуры. То, что окружало человека - звери, птицы, растения, возводилось в разряд сакрального. Так, у северных русских и коми-пермяков, занимавшихся охотой, символическое значение имели образы медведя, оленя, лося, лебедя, утки, позднее быка[53]. У земледельцев марийцев жертвенными признавались жеребенок, бык, баран, гусь[54]. У удмуртов Буя ритуальную значимость имели жеребенок, теленок, гусь[55], у манси - зверей отражалось в ритуальных обрядах, танцах, изобразительном искусстве. Сакральность образов составила богатую почву для украшения жилища, посуды, орудий труда, одежды[57].
Таким образом, многолетний жизненный опыт народов Среднего Урала формировался под активным воздействием природного окружения. Влияние на человека географических условий и природных богатств было разным по степени отражения. Хозяйственные занятия развивались с учетом наличия лесов, плодородия земли, лесных богатств, продолжительности теплового периода, количества осадков. Природным началом определялась материальная культура (жилище, одежда, орудия труда, средства передвижения, утварь, пища). В каждом регионе, а порой и у каждого народа складывались свои нормы взаимодействия с природой, а также свои традиции, регламентирующие сроки охоты, рыболовства, сбора лесных Даров, размеры добычи, порядок земледельческих циклов.
Позональные природные различия в рамках Среднего Урала способствовали сложению общих культурно-бытовых черт нескольких народов. В горно-таежных районах русские и обрусевшие манси Чердынского и Верхотурского уездов имели срубное жилище одного типа, однако устройство интерьера, сходные способы охоты, рыболовства разработки подсеки, однотипную меховую одежду. У северных русских и северных коми-пермяков Чердынского уезда были идентичное по планировке, устройству, наружным украшениям жилище, похожие охотничьи и рыболовные принадлежности, а также одежда (сарафанный комплекс с кокошником знали только косинско-камские и язьвинские коми-пермяки), посуда и хозяйственная утварь. Много общего (тип жилища, костюм, транспорт, пахотные орудия, порядок проведения сабантуя) сложилось у татар и башкир Южного Прикамья и Зауралья. Близкими им стали и удмурты Осинского уезда.
Под воздействием природного окружения находилась и духовная жизнь народов. Все подмеченное в естественно-биологическом мире наполняло сознание, быт, заставляло рационально решать практические задачи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Белицер В.Н. Очерки по этнографии народов коми: XIX - начало ХХ в. - М., 1958; Бубнов Е.Н. Русское деревянное зодчество Урала. - М., 1988; Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура сельского и заводского населения европейской части СССР. - М., 1960. - С. 72-171; Крупянская В.Ю., Полищук Н.С. Культура и быт рабочих горнозаводского населения Урала (конец XIX - начало ХХ в.). - М., 1971; На путях из земли Пермской в Сибирь: Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII-ХХ вв. - М., 1989; Пермские татары. - Казань, 1983; Сепеев Г.А. Восточные марийцы: Историко-этнографическое исследование материальной культуры (середина XIX - начало ХХ в.). - Йошкар-Ола, 1975; Чагин Г.Н. Культура и быт русских крестьян Среднего Урала в середине XIX - начале ХХ века (этнические традиции материальной жизни). - Пермь, 1991; Он же. Влияние солеваренных промыслов на культуру и быт русских крестьян Северного Прикамья // Материалы науч.-практич. конф. "Соль и освоение края". - Соликамск, 1986. - С. 55-58; Он же. Сельское расселение в Северном Прикамье (вторая половина XVI - начало ХХ в.) // Демографические процессы на Урале в эпоху феодализма. - Свердловск, 1990. - С. 24-34.
2. Дектерев С.А. Климат и архитектура народного жилища. - Свердловск, 1989.
3. Чагин Г.Н. Сельское расселение... - С. 25-28.
4. Белицер В.Н. Очерки... - С. 6; Луканин А. Население Оханского уезда по сословиям, возрастам и семейному составу по данным Х ревизии. - СПб., 1878. - С. 2; Чагин Т.Н. Коротко об экспедициях // СЭ. - 1989. - № 5. - С. 147 - 148; Штейнфельд Н. Зюздинский край. - Вятка, 1892.
5. Список населенных мест. Пермской губернии. Оханский уезд. - Пермь, 1909; Список населенных пунктов уральской области. Пермский округ. - Свердловск, 1928. - Т. 8.
6. АГО, р. 29, оп. 1, д. 71, л. 3-10; ГИМ, ф. 14, оп. 1, д. 533, л. 13 об. - 14 об.; Архангельский И. Краткий очерк современного быта инородцев Красноуфимского уезда // ПГВ. - 1887. - № 4; Л-ский П.О вогулах Верхотурского уезда Пермской губернии // Екатеринбург.Неделя. - 1880. - № 10. - С. 162-164; Иеромонах Макарий. Заметки о Верхотурских вогулах, живущих по р. Лозьве // Вести. РГО. - СПб., 1853. - Ч. 7. - С. 15-24.
7. Глушков И.Н. Чердынские вогулы: Этнографический очерк. - М., 1900. - С. 9; Чупин Н.К. О результатах экспедиции, снаряженной Казанским обществом естествоиспытателей в 1872 году для исследования вогулов // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1874. - Т. 1. - С. 147; Чагин Г.Н. Этнокультурное взаимовлияние русских и манси Северного Урала в XVIII - XIX вв. // Взаимодействие древних культур Урала. - Пермь, 1990. - С. 72-78.
8. Ончуков Н.Е. По Чердынскому уезду: Поездка на Вишеру, на Колву и на Печору // Ж.С. - СПб., 1901. - № 1. - С. 46. 9. Архангельский И. Краткий очерк...; Пермские татары. - С. 12-13.
10. Тезяков Н. Вотяки Больше-Гондырьской волости // Земский врач. - 1891. - № 40; Материалы наблюдений автора в 1991 г.
11. Сепеев Г.А. Восточные марийцы... - С. 12-20; Материалы наблюдений автора в 1990-1992 гг.
12. Сабанеев Л. Очерки Зауралья и степное хозяйство на башкирских землях. - М., 1873. - С. 50; Скалозубов Н.Л. Из заметок во время разъездов по Красноуфимскому уезду // Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. - Пермь, 1892. - Вып. 4. - С. 25; Пермские татары. - С. 23-24.
13. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 14 об.
14. Там же, л. 3; Чагин Г.Н. Культура и быт русских крестьян... - С. 37.
15. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 18 об.
16. Осторожная волость: Социально-экономическое описание волости Оханского уезда Пермской губернии. - Сарапул, 1889. - С. 57-65.
17. Белдыцкий П.В. Очерк современной охоты на Чердынском Урале по реке Вишере // Природа и охота. - 1880. - Т. 2. - С. 19.
18. Верхоланцев И. Из путевых заметок по Чердынскому уезду в 1869 и в 1872 г. // ПГВ. - 1882. - № 84.
19. Шерстобитов И.Д. Исторический очерк села Нижне-Чусовских городков // ПГВ. - 1865. - № 31.
20. Буевский С. Жители Кунгурского уезда // Учен. зап. Казан. ун-та. - Казань, 1858. - Кн. 1. - С. 142; Пермские татары. - С. 48.
21. На путях из земли Пермской... - С. 111, 112.
22. Буевский С. Жители... - С. 143. Пермские татары. - С. 51-54; Мухамедова Р.Г. Татары-мишари: Историко-этнографическое исследование. - М., 1971. _ С. 71; Шитова С.Н. Традиционные поселения и жилища башкир: вторая половина XIX - первая четверть ХХ в. - М., 1984. - С. 98-105.
23. АГО, р. 29, оп. 1, д. 12, л. 2; д. 18, л. 2; Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура... - С. 96.
24. Барадулин В.А. Народные росписи Урала и Приуралья: Крестьянский расписной дом. - Л., 1988. - С. 76-166.
25. Глушков И.Н. Чердынские вогулы... - С. 25; На путях из земли Пермской... - С. 152.
26. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 27-28 об.
27. См.: Списки населенных мест Пермской губернии. - Пермь, 1909 - 1912; Власова И.В. Община и обычное право у русских крестьян Северного Приуралья (XVII-XIX вв.) // Русские; Семейный и общественный быт. - М., 1989. - С. 24-44.
28. Верхоланцев И. Из путевых заметок... - № 83; Несколько слов о Змиевской волости Оханского уезда // ПГВ. - 1877. - № 92.
29. Власова И.В. Община... - С. 30.
30. Архангельский И. Краткий очерк... - № 6, 7; Несколько слов о Змиевской волости... ; Из сельского и общинного быта крестьян Челвинско- Русаковской волости Пермского уезда // ПГВ. - 1884. - № 95, 96.
31. Чагин Г.Н. Росписи по дереву Северного Прикамья // Искусство современной росписи по дереву и бересте севера, Урала и Сибири. - М., 1985. - С. 117-118; Он же. На древней Пермской земле. - М., 1988. - С. 163-168; Климова Г.Н. Узорное вязание русского населения Печоры // Традиционная культура и быт народов коми. - Сыктывкар, 1978. - С. 64-77; Чесноков А. Свадебные обряды и песни "кержаков" // ЖС. - СПб., 1911. - № 13. - С. 57-96; Макашина Т.С. Традиционный фольклор Пермской области и Коми АССР (по новым экспедиционным материалам) // Традиции и современность в фольклоре. - М., 1988. - С. 22-35.
32. Агеева Е.А. и др. Итоги и перспективы организации комплексных археографических исследований МГУ // Археологический ежегодник за 1886 год. - М.. 1987. - С. 173-174; Русские письменные и устные традиции и духовная культура. - М.. 1982. - С. 40-71, 91-150; Димухаметова С.А., Чагин Г.Н. Изучение культуры и быта старообрядческого населения Верхокамья // Музеи в атеистической пропаганде. - Л., 1986. - С. 5-18; Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. - М., 1992.
33. Скалозубов Н.Л. Праздники, дни святых, особо чтимых народом, поверья, приметы о погоде, обычаи и сроки сельскохозяйственных работ // Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. - Пермь, 1893. - Вып. V. С. 3-22; Тезяков Н. Вотяки...
34. Белицер В.Н. Очерки... - С. 325-326; Чагин Г.Н. На древней Пермской земле. - С. 150,159; Белдыцкий Н.П. Ныробский узник, древности и окрестности села Ныроба Чердынского уезда. - Пермь, 1913. - С. 36; Кривощеков И.Я. Словарь географическо-статистический Чердынского уезда Пермской губернии. - Пермь, 1914. - С. 225, 311.
35. Полевые материалы автора, собранные в 1975-1992 гг.
36. Змеев И.В. Еще о Богородских сельских ярмарках // ПГВ. - 1865. - № 45.
37. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. - М., 1991. - С. 357.
38. Змеев Н. Декабрьская Никольская ярмарка в Красноуфимске // ПГВ. - 1865. - № 5; Он же. О Богородских сельских ярмарках // ПГВ. - 1865. - № 29, 45.
39. Белицер В.Н. Очерки... - С. 320; Макашина Т.С. Традиционный фольклор... - С. 31-32; Ончуков Н.Е. Северные сказки. - СПб., 1908. - С. 493; Чесноков А. Среди кержаков // ПЗН. - 1908. - № 11.
40. Белдыцкий Н.П. О Вишерском крае // ПЗН. - 1908. - № 13. 41. Теплоухов Ф.А. "Кабала", или прошение лесному царю // Пермский край - Пермь, 1895. - Т. 3. - С. 291-299; Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности Рифея: Пермский звериный стиль. - Пермь, 1988. - С. 32-33.
42. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. - С. 414, 415.
43. Былички и бывальщины: Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье / Сост. К. Шумов. - Пермь, 1991. - С. 7-8; Макашина Т.С. Традиционный фольклор... - С. 31-32.
44. Великорусские сказки Пермской губернии. Сборник Д.К. Зелинина. М., 1991. - С. 7-8.
45. Кондаков Б.В. Фольклор села Бырма Кунгурского района Пермской области (по материалам экспедиции 1983 г.) // Изучение народного творчества на современном этапе. - Пермь, 1985. - С. 7, 8.
46. Белицер В.Н. Очерки... - С. 355-356; Некрасов П.А. Народные песни, наговоры, загадки, скороговорки и пословицы, записанные в Александровской волости Соликамского уезда Пермской губернии в 1890 и 1891 гг. // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1901. - Т. 32. - С. 118-223.
47. Клинберг А. Белка и заяц и лесование за ними // Журнал министерства государственных имуществ. 1860. - Июнь. - С. 33-35.
48. Булычев Н.П. Сборник примет, поверий, пословиц и поговорок и загадок, записанных в Ирбитском уезде // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1876. - Т. 3, вып. 2. - С. 111.
49. Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура... - С. 160; Лобанов М.Д., Чагин Г.Н. Сарчик приносит весну // Звезда. - 1990. - 28 янв.
50. Первушин П.Ф. Песни, святочные гадания, поговорки и суеверия, собранные в Катайской волости Камышловского уезда Пермской губернии // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1895. - Т. 15, вып. 1. - С. 82-83.
51. Там же; Кулыгин Г. Из народных примет // Сборник Кунгурского общества краеведения. - Кунгур, 1925. - Вып. 1. - С.39. 52. Скалозуб Н.Л. Народный календарь... - С. 20-22.
53. Грибова Л.С. Пермский звериный стиль. - М., 1975. - С. 53-91; Малахов М.В. Быкобой в д.Большая Коча Чердынского уезда у пермяков в день св.Флора и Лавра // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1887. - Т. 11, вып. 1. - С. 85-96; Шмаков П. По лику земли: Очерки из жизни Прикамья. - Оса, 1916. - С. 22, 23.
54. Малахов М.В. Жертвоприношение у черемис // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1887. - Т. 11, вып. 1. С. 84; ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 289, л. 69.
55. Тезяков Н. Праздники и жертвоприношения у вотяков-язычников // Новое слово. - 1896. - № 4. - С. 5, 7.
56. Носилов К.Д. У вогулов: Очерки и наброски. - СПб., 1904. - С. 53, 54, 238; Токарев С.А. Религия в истории народов мира. - М., 1965. - С. 195.
57. Грибова Л.С. Декоративно-прикладное искусство коми. - М., 1980. - С. 12-145; Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности... - С. 9-48; Чагин Г.Н. Народное искусство художественной обработки дерева в Верхнем Прикамье в XIX - начале ХХ в. // Из истории демократической культуры на Урале (ХVIII - начало ХХ в.). - Пермь, 1986. - С. 56-70.
// Материальная культура народов России / Гл. ред. В.Т. Пуляев, Н.А. Томилов. - Новосибирск, Наука, 1995. - С. 122-139.
Цель настоящей статьи - показать влияние природных условий на жизнь народов Среднего Урала. Поставленная проблема анализируется на примере результатов этнических процессов, накопленного опыта рационального использования природных богатств, географии расселения, культуры жизнеобеспечения (жилища. одежда, транспортные средства, пища), а также некоторых мировоззренческих представлений.
Исторически сложившиеся народы Среднего Урала - русские, коми-пермяки, удмурты, манси, татары, башкиры, марийцы - проживали в разных экологических условиях. К Среднему Уралу относятся на западе и востоке от Уральского хребта. Его северная часть с высокими горными вершинами, глубокими речными долинами, таежными хвойными лесами, а южная - с увалами, покрытыми лесами. Уральские горы создают естественную климатическую границу между западом и востоком с континентальным. Средний Урал богат реками. На западной территории Кама в судоходной части имеет меридиональное направление и принимает притоки, текущие преимущественно в широтном направлении. Восточные реки, стекающие с лесистых увалов, в основном текут в широтном направлении по равнинной местности. Чусовая - единственная река, протекающая через Уральские горы с востока на запад. Большая разница между северной и южной зонами обнаруживается в характере почвенно-климатических условий. На севере преобладают подзолистые почвы с незначительным содержанием гумуса, больше осадков, короткое лето, поздняя весна, ранние заморозки. Южные земли более плодородные; климат намного мягче, более продолжительное лето, широкие луговые поймы, свободные от леса территории явились немаловажными факторами хозяйственно-культурного освоения южного региона.
Разнообразие природной Среды, удобство водных и сухопутных путей издавна привлекали на Урал народы, потомки которых продолжают жить здесь и в наши дни. Проложенные через Урал дороги активно использовались для миграций с европейской территории на сибирские просторы. В наиболее благоприятных для жизни местах - по берегам рек, закрытых от ветра, складывались компактные очаги формирования коренных народов Северного Урала, а с XV в. и пришлого русского населения. Разные ландшафтные зоны оказывали влияние как на характер расселения, так и на этнические процессы. На равнинах при отсутствии каких-либо препятствий для общений складывающиеся этнические коллективы сливались быстрее, и уже в XVI-XVII вв. население по составу стало этнически однородным.
В труднодоступных районах оставались небольшие по численности группы - фрагменты этнических общностей. В Северном Прикамье коренное коми-пермяцкое население в XV в. вошло в контакты с русскими, которые поддерживались и позднее. В результате коми-пермяки центральных равнинных территорий Чердынского и Соликамского уездов (побережье Камы от впадения Пильвы и Южной Кельтмы до притоков Яйвы, Косьвы, Кондоса) уже к концу XVII в. обрусели[3]. Основная этническая общность коми-пермяков сохранялась только в удаленной северной излучине Камы и сохранялась притоком Косе и Иньве. В 1925 г. она получила автономию (Коми-Пермяцкий округ). За пределами компактной этнической территории остались три группы коми-пермяков - зюздинска (верховья Камы), язьвинская (верховья Язьвы, приток Вишеры) и оханская (верховья Обвы)[4]. Представители двух первых говорят на родном языке и сохраняют национальное самосознание в наши дни, а представители последней в виду того, что расселялись не в природной изоляции, в первой половине XX в. были ассимилированы русскими[5].
В X в. на обоих склонах Урала поселились предки угорского народа манси. Манси, которые проживали по соседству с русскими на равнинных местах и в одинаковом природном окружении, раньше других подверглись ассимиляции. К середине XIX в. утратили самосознание манси, селившиеся в низовьях Лозьвы, Сосьвы, верховьях Уфы[6]. К концу XIX в. окончательно слились с русскими манси двух чусовских деревень Копчик и Бабенки[7], а хатем и верхневишерской дер. Усть-Улс[8]. Дольше всего сохраняли самостоятельность изолированные от русских верхнелозьвинские манси.
На свободные земли Южного Прикамья и Зауралья в XVI в. продолжало мигрировать татарское, башкирское, марийское и удмуртское население. Этот процесс завершился образованием компактных этнических групп, окруженных в большинстве случаев русским населением. Природные условия вновь освоенных земель не создавали каких-либо препятствий к обращению народов. Всюду были проложены удобные дороги, часть которых превратилась в торгово-почтовые тракты. Между всеми народами южного Прикамья и Зауралья установились близкие хозяйственные и культурные связи. Сближение активнее происходило в том случае, если у народов сохранялось одинаковое религиозное мировоззрение. Ассимиляционные процессы более широко развернулись среди близко проживавшего мусульманского населения - татар и башкир Осинского и Красноуфимского уездов[9]. В результате значительная часть башкир стала говорить по-татарски, хотя и сохраняла прежнее этническое самосознание. Данная ситуация характерна и для наших дней. У татар и башкир отсутствуют различия в быту, одежде, обрядности. Во время переписи 1989 г. более 30 тыс. башкир Пермской области записались башкирами, но родным языком назвали татарский. Удмуртская этническая группа Осинского уезда на р. Буй с языческим мировоззрением восприняла от соседнего башкирского населения некоторые элементы костюма, жилища, бытовую терминологию, но выстояла и осознает себя до сих пор[10].
Марийское население Красноуфимского уезда, придерживавшееся язычества, не растворилось среди русских и татар, от соседей заимствовало только бытовую лексику[11]. Две компактные этнические группы марийцев продолжают жить на своей древней территории в бассейне Сылвы и Верхней Уфы.
Многообразие природно-кламатических условий на территории, занятой народами Среднего Урала, обусловило различия в их хозяйственно-культурной деятельности. В центральных и южных землях получило развитие терхполья, а на севере - трехполье с перелогом и подсечно-огневой системой. В самых северных и горно-таежных местах по Вишере, Колве, Яйве, Кондасе, Усьве, Туре, Сосьве, Ляле подсечное земледелие длительное время преобладало. Этому способствовало долго сохранявшееся у крестьян право свободного пользования землей и такие условия, как дополнительное прогревание почвы во время сжигания леса, защищенность участков от ветров оставшимися деревьями по округе, возможность удобрения почвы золой. В первые годы на подсеках снимался высокий урожай. На твердых глинистых почвах, которых много в южной зоне, в начале XX в. продолжали пахать преимущественно колесным сабаном[12]. В северном регионе подзолистые, с низким плодородием почвы вспахивали с начала двуральничной сохой с деревянной расохой, а затем изобретенными в 1870-е гг. в селах Пермского и Соликамского уездов новыми сохами с треугольными вогнутыми лемехами (у крестьян широко известны под названиями курашимка, кыласовка, косуля). О своем землепашестве северные крестьяне Чердынского уезда отзываются так: "... а пашем мы на лошадишках своих сохами, а сошники куем... и те сошники точим на каждый день, потому что земли твердые"[13].
На Среднем Урале сложилась специализация районов по выращиванию сельскохозяйственных культур. В южных уездах высевали пшеницу, гречиху, в большом количестве выращивали картофель, в северных главными культурами оставались озимая рожь и ячмень.
Позональные различия проявились в способах сенокошения. На естественных ровных покосах - в поймах и на суходолах крестьяне раньше стали использовать косы-литовки, а в лесных местах, где требовалась дополнительная сила для выравнивания участков, между кустарниками и пнями им сподручнее было косить старой косой-горбушей. так, во многих местах Чердынского, Соликамского, Верхотурского уездов косой-литовкой стали пользоваться только в 1930-е гг.[14] На севере, где часто летом шли дожди, скошенную траву, не всегда успевавшую как следует высохнуть, было принято складывать в длинные зароды с несколькими промежками, в которых она хорошо проветривалась и досыхала. Известно, что в самой северной части Чердынского уезда знали другой способ: сено укладывали в стога вокруг одного стожара.
В северном регионе сложилось и успешно развивалось хозяйство охотничье-рыболовческого направления. В южных уездах этот вид занятий имел подсобное значение. Здесь промысловая деятельность ориентировалась на обработку сельскохозяйственной продукции[16]. Поэтому у южных крестьян большие навыки были накоплены в кожевенном, скорняжном, чеботарном, рогожном, маслобойном деле, а у северных - в охоте и рыболовстве. На Вишере, где по словам очевидца, проживали "охотники, которым всякий истый охотник и позавидует, и удивится, и пожелает подражать, но не сможет"[17], способы и орудия охоты соответствовали особенностям сезонно года. Зимой артели охотников отправлялись за добычей только в места, где снег был мельче - там собирались зимовать стада лосей, оленей. Исходя из этих соображений, вишерские и колвинские охотники отправлялись иногда и за Уральский хребет, за 200 верст от дома[18].
Экологические условия определили специфику характера расселения и размещения сельских поселений. На севере преобладали малодворные, на юге - многодворные поселения. На всех этапах исторического развития в северном регионе был распространен прибрежно-речной тип заселения. Реки являлись здесь важнейшим транспортным путем. В южных уездах раньше, чем в северных, возник и развился вместе с прибрежно-речным водораздельный тип, который оставался наиболее удобным для ведения развитого земледельческого хозяйства. Северные поселения размещались исключительно по одному берегу реки, а на юге, в Осинском и Екатеринбургском уездах, - на двух. Объясняется это, очевидно, тем, что северные реги порожистые, трудны для переезда в осеннюю и зимнюю распутицу. Южные реки более спокойные, с широкими поймами, удобным прибрежным ландшафтом для проживания на обоих берегах (размещение построек, заготовка сена, дров и др.). На севере, как правило, один берег ровный, а противоположный гористый или заболоченный.
При выборе места для поселения предпочтение отдавалось южным склонам. Здесь раньше сходил снег, быстро высыхала почва, дольше держалось тепло. В поселениях окна жилых домов были обращены на юг или восток, благодаря чему в жилище становилось светлее и теплее. На реках меридионального направления (Кама, Вишера, Колва, Сива, Тулва, Тавда, Пелым, Лозьва, Сосьва) поселения возникали по обоим берегам, но чаще на правом. На реках широтного направления (Инька, Обва, Чусовая, Сылва, Тура, Тагил, Ница, Пышма, Исеть) большинство поселений располагалось на левых берегах.
Наибольшей компактностью обладали поселения северного региона. Очевидно, из-за более суровой снежной зимы и постоянных трудностей в освоении земли необходимо было иметь невдалеке пашни, лес, поскотины, луга, водоемы. Преобладающему на севере прибрежно-речному типу заселения соответствовали поселения рядовой планировки. В них усадьбы размещались рядами и обращались окнами на реку и одновременно, как отмечалось, на солнечную сторону. В верховьях северных рек ровных побережий было недостаточно, поэтому на небольшом участке усадьбы строились не в один, а в два и три ряда (деревни Тиминская, Нюзим на Колве, Заговоруха на Вишере, Рассохи на Клндасе, Пудьва на Пудьве). Северные поселения, не имевшие строгой формы, находились на небольшом удалении от реки, а на юге чаще всего га водоразделах. С ранним появлением дорог и трактов в южных уездах получили распространение уличные формы планировки. Но при этом дома ставились в зависимости от местности - сырые и каменистые участки, а также овраги пропускались. На севере уличные поселения появились позднее, их образовали официальным путем с конца XIX в.[19].
Природная Среда Среднего Урала играли важную роль в формировании типов крестьянских усадеб и особенностей жилища. Дворы-хоромы со слитной связью избы и двухъярусного двора дольше бытовали на севере. Компактно-композиционный объем под единой или двумя смежными крышами обеспечивал в зимнее время сохранение тепла и удобство для ведения хозяйства. Корм для скота на всю зиму хранили на верхнем ярусе двора - повети, навоз накапливали в холодной части двора, из сеней удобно было пройти во двор, не выходя на улицу. Жилища этого типа знали и на юге, но здесь они раньше подвергались изменению, причем не только у русских, но и других народов[20]. Реконструкция выразилась в размещении с боку от избы еще одного хозяйственного двора с дополнительными постройками по его периметру - амбарами, погребами, санниками, навесами. Усадьба от этого приобретала совсем иную, покоеобразную форму. Данный тип усадьбы распространился и в северных уездах, особенно на торговых путях, вблизи городов и заводских поселков, но в отличие от южного варианта не с открытой оградой, а с закрытой целиком или же частично[21]. В отличие от юга на севере редки усадьбы с насаждениями, здесь в палисадниках и сейчас можно увидеть только кусты черемухи и рябины. Объясняется это, видимо, непродолжительностью светового периода, малочисленностью светлых дней, близостью усадеб к естественным лесам.
Природные условия находили отражение в конструктивных приемах и архитектурно-художественном облике жилища. На севере все постройки возводились из дерева - ели, сосны, на столбы подбирали кедр, на нижние венцы лиственницу. В лесостепной зоне (юг Осинского, Красноуфимского, Екатеринбургского, Ирбитского уездов) наравне с хвойными породами использовали березу, липу, осину. В безлесных районах, где не хватало хорошего леса, строили из тонкой древесины, стены обмазывали глиной, иногда делали каркасно-столбовую конструкцию, внутрь которой закладывали землю, навоз, солому. Аналогичные принципы домостроительства были у народов Поволжья и Южного Урала[22]. В лесной зоне фундаментом жилищ служили столбы, в горных местах и на равнинах -плиты и бутовый камень. На Среднем Урале бревна для жилищ рубили чаще всего в "чашу" - "обло", с наружным выступом венца. благодаря этому углы не промерзали и в доме дольше удерживалось тепло. В пазы клали мох, на юге иногда паклю. На севере из-за обильных осадков крыши строили высокими, с крутыми, далеко выступающими от стен скатами, а на юге пологими. В горных районах, где выпадает много осадков, избу, холодный двор и теплые хлевы перекрывали раздельно двускатными крышами, расположенными рядом и параллельно друг другу. В этом варианте по фасадам выступали три, а то и четыре фронтона. Длинные свесы кровли защищали стены от осадков. Кровлю делали, как правило, деревянной. но кое-где (Оханский, Осинский, Екатеринбургский, Ирбитский уезды) жилища покрывали глиняной черепицей, а хозяйственные постройки - соломой[23].
Избы в Чердынском, Соликамском, Верхотурском, Пермско уездах, как и на Европейском Севере, возводили с высокими, иногда до 2 м. подклетами, углубленными в землю. благодаря высоте подклета внизу создавался мощный воздушный слой, препятствующий зимой охлаждению жилища с земли, а летом во время затяжных дождей способствующий быстрому избавлению от сырости. В южной зоне подклет был низким, в среднем два-три венца, так как здесь теплый период был более длительным и осадков выпадало значительно меньше. На севере в жилищах долгое время потолки делали из круглых бревен и полубревен, на юге такой традиции не знали. Высокие подклеты и бревенчатые потолки создавали прочную изоляцию северному жилищу.
В северной зоне (Чердынский, Соликамский, Пермский уезды), где крестьянство больше занималось охотой, рыболовством, безгвоздевые крыши украшали зооморфной скульптурой - коньками и птицами, а наличники - накладными или прорезными фигурами уток, лебедей, тетеревов, глухарей. В южный уездах с развитым земледелием наличники оформляли с солярными символами, выполненными на верхних досках глухой выемчатой резьбой или многоцветной росписью. Внутри небеленые стены расписывали цветами, птицами, животными, а также бытовыми сценами[24].
Климатическим условиям соответствовали особенности и хозяйственных построек. На севере дворы строили обязательно двухъярусными, со взвозами на поветь, где хранился хозяйственный инвентарь и корм для скота, который содержали в теплых хлевах нижнего яруса. Погреба размещались в холодном крытом дворе или же под полом в сенях. Чтобы уберечь продукты от сырости, грызунов, амбары-житницы стали на столбы в стороне от дома. Овины делали, как правило, верховые, т.е. с каменкой на земле, а овины в глиняным полом - с долонью.
Преобладали мельницы мутовки на один или два постава, которые строили над руслом с быстрым течением воды. Колесных мельниц было немного, среди них преобладали почвенные. Для южных уездов Прикамья и Зауралья были характерны одноярусные дворы с хлевами, погреба, размещенные в стороне от жилища, амбары для хлеба и зерна под крышей холодного двора, овины не только с глиняным, но и с деревянным полом, мельницы не мутовчатые, а колесные наливные на два и три постава, в равнинной местности - ветряные шатровки.
Природные условия обусловили многообразие народного костюма. Овчинную одежду (шубы, полушубки) носили преимущественно в северном регионе. Русские, коми-пермяки, манси имели одежду из меха диких животных. Совики, малицы, гусь, порхи глухого покроя шили из оленьих шкур мехом наружу[25]. Охотники и рыболовы лесной таежной зоны прикрывали грудь, спину и плечи суконными лузанами. Многие народы Среднего Урала носили берестяные и лыковые лапти, кожаные коты, бахилы. В XIX в. лапти раньше вышли из употребления у тех русских, которые занимались охотой и животноводством. Их заменяли кожаными бахилами с высокими голенищами и обутками. Для ходьбы на лыжах манси, коми-пермяки, северные русские крестьяне надевали уледи, сшитые целиком из кожи, или порубни, их подошва была из кожи, а верх - из сукна. Носили также няры из оленьего меха. Общераспространенной зимней обувью являлись валенки. На юге их называли пимами. Овчинные шапки-ушанки, валяные колпаки носили преимущественно северные русские, коми-пермяки, манси. В Южной Прикамье и Зауралье у татар, башкир, русские раньше, чем у жителей других зон, появились овчинные шапки, крытые сукном или плисом.
Природной средой задана типология транспортных средств. В северном регионе с прибрежно-речным заселением не могли обойтись без водных средств передвижения: на малых реках пользовались долблеными лодками, на больших - дощатыми. На реках с быстрым течением и небольшой глубиной по обоим склонам Урала крестьяне использовали длинные лодки с округлым дном как самые устойчивые и удобные для преодоления перекатов. Управляли ими чаще шестами. В низовьях Камы и на реках Южного Зауралья знали только небольшие дощатые лодки с плоским дном, уключинами для весел и парусами. Сухопутный транспорт был представлен волоковыми и полозовыми средствами перевозки тяжестей - волокушами, санями, нартами, лыжами с прикрепленным мехом - камусами. Они шире использовались северными коми-пермяками, русскими и манси. Колесный транспорт в северном регионе стал внедряться только с конца 1920-х гг. Земледельческие народы Южного Прикамья и Зауралья раньше перешли к использованию колесного транспорта, потому что здесь издавна ведущая роль принадлежала сухопутным дорогам.
Природные условия определяли и рацион питания. У народов северной зоны основу его составляли продукты животноводства и земледелия. Существенным дополнением было мясо диких животных, дичи и рыбы. В рацион питания входили продукты собирательства - грибы, ягоды, орехи[26]. Овощные блюда больше употреблялись в южных уездах, где благодаря мягкому климату. продолжительному лету огородничество получило большее развитие. Характеру природно-географической среды подчинялись также общественные отношение и некоторые стороны духовной жизни. Размещение поселений на местности и их группировка (разбросанная или гнездовая) влияли на социальную организацию и общественную жизнь. На севере и в горной местности (Вишера, Колва, Яйва, Косьма, Лозьва, Тура, Тавда, Сосьва, верховья Чусовой), где немало удаленных друг от друга поселений и труднодоступные пути сообщения, наиболее сплоченным коллективом людей являлась не волостная, а сельская (деревенская) община, объединяющая крестьян одного или нескольких близлежащих поселений. Для регулирования поземельных отношений и взаимоотношений с долго державшимися у северных крестьян нормами обычного права к концу XIX в. сельские (деревенские) общины были заменены сельскими обществами, состоящими также из одного или нескольких поселений[27]. Общинная жизнь и обычно правовые нормы включали также трудовую взаимопомощь[28]. В местах скученного расселения и компактного размещения гнезд поселений крестьянская волостная община функционировала стабильно, и ее уровень действия был выше сельской общины и общества[29]. Традиции общинной жизни выглядели намного устойчивыми и эффективными, когда деятельность общин распространялась на территорию в одним церковным приходом[30].
В характере расселения просматривается и такая взаимообусловленность: население, проживавшее в разных, но близлежащих речных бассейнах с одинаковыми климатом, рельефом, фауной и флорой, в большинстве случаев не обособлялось, а постоянно поддерживало общение на хозяйственном, культурно и семейно-брачном уровнях. На Среднем Урале выделяются три таких района - верхняя Колва и Печора, верховья Чусовой и Исети, земли вокруг истока Камы и верховья Сепыча. Так, жители колвинских и печорских деревень, несмотря на 30-верстный водораздел, вели однотипное охотничье-промысловое хозяйство, строили одинаковые усадьбы, перевозили тяжести на сходных транспортных средствах, навещали друг друга в праздники, роднились, постоянно были осведомлены о жизни почти каждого человека. Жители этих деревень были хранителями традиций художественного творчества на Русском Севере, проявившихся в резной посуде, домовой росписи, узорном вязании, узорном ткачестве, а также в устной культуре[31]. В Верхокамье (земли вокруг источников Камы, Сепыча, Лысьвы, Обвы) хозяйственно-культурная общность обладала устойчивыми чертами с XVII в., когда сложились первые общины старообрядцев поморского согласия. Поэтому этот район на многие годы стал объектом изучения народной культуры с различных точек зрения - книжности, фольклора, музыки, этнографии, лингвистики, искусствоведения, социологии[32]. Результаты многолетних комплексных работ показали, что Верхокамье является эталонным районом для изучения подобного материала других мест, а также для выработки перспективных методов исследования народной культуры.
Достижением каждого народа является создание календаря трудовых, праздничных и ритуальных циклов.
Формируется календарь под воздействием как исторических хозяйственных, этнических, так и природных факторов. У народов, населявших земледельческие районы Среднего Урала, - русских, татар, башкир, марийцев, удмуртов более всего преобладала календарная обрядность, связанная с земледелием и скотоводством[33]. У северных охотников и рыболовов - русских, коми-пермяков, манси предпочтение отдавалось тем святым и духам (Власий, Егорий, Фрол, Лавр, Илья, Христофор и др.), которые являлись покровителями животного мира и удачной охоты [34].
В зависимости от климатических условий исполнение одних и тех же обрядов происходило по-разному. Например, в Егорьев день, приходившийся на 23 апреля, первый выгон скота на пастбище в южных уездах Среднего Урала ежегодно проводился по полному, издавна заведенному циклу. В северных уездах, где 23 апреля часто стояла еще холодная погода и отсутствовала зеленая трава, обряд выгона скота носил лишь символический характер. Домашних животных выводили из двора, прогоняли вокруг деревни, "показывали" Егорию и заводили опять в хлев. В Чердынском уезде известны случаи, когда этот символический обряд переносили на время, совпадающее с пастбищным периодом. На севере обряды, совершаемые при начале и окончании пахоты, сева, жатвы, не всегда четко приурочивались к дням святых. Локальные варианты сохранялись в проведении известного летнего обряда в честь домашнего скота в день Флора и Лавра (18 августа) и в день грозного, щедрого распорядителя сил природы Ильи-пророка (20 июля). Устраиваемый молебен на юге всегда сопровождался купанием скота и людей, на севере в холодное лето ограничивались окраплением святой водой у церквей и часовен[35]. В затяжную весну крестьяне не всегда могли исполнить в Троицу древний обычай поставить березки перед домом, так как к этому времени они еще не распускались[36].
Ввиду несовпадения времени наступления теплой погоды в разных зонах Среднего Урала крестьяне выбирали разные сроки для поминовения умерших на кладбищах с проведением трапезы. В северных уездах, где весна была затяжной, на кладбища ходили в семик и Троицкую субботу, в южных - значительно раньше, в Радуницу (второй Вторник после Пасхи), когда принято было не только плакать устраивать трапезы, но и поздравлять покойников с Пасхой. Северно-русские крестьяне Пермской губернии, которые не ходили в Радуницу на кладбище, накануне топили баню для покойников[37]. Этим они выражали свою благожелательность предкам.
Известно, что для каждой местности в календарной обрядности важное значение приобретали престольные, храмовые праздники в честь патрона местной церкви. Разработанность всех составных компонентов этих праздников оставалась достаточно глубокой. В дни их проведения вели торжественные службы, в домах принимали съехавшихся гостей, в центрах приходов проводили ярмарки, на встречах обсуждали насущные дела, происходили новые знакомства людей. Престольные праздники являлись отголосками старой общинной коллективной трапезы. На Среднем Урале их отмечали по приходам с учетом природного окружения[38]. Праздник собирал из округи много людей, некоторые ехали с ярмарочным товаром. И добраться до места проведения праздника нужно было в удобное время, когда устанавливались дороги, замерзали реки, когда у жителей появлялось время для отдыха после выполнения хозяйственных работ.
Местная природа давала богатую основу для развития устной культуры. В таежной зоне, где приходилось с трудом выращивать урожай, вести охотничий промысел, заниматься скотоводством, в отношении человека к природе было больше таинственности и первозданности. Поэтому не случайно, как утверждают фольклористы, только крестьяне Северного Прикамья и верховьев Туры знали легенды о лесном царе и лешем, властвовавшими над всем, что находилось в лесу. В рассказах эти демонические персонажи всегда близки людям. Иногда они помогают на охоте, в различных домашних работах, а порой и защищают от беды[39]. На Вишере знали предание о Пеле-охотнике, соперничавшем с лешим[40]. Известны примеры, когда русские и коми-пермяки заключали письменные договоры с лешим в целях сохранения домашнего скота во время пастьбы. В целях сохранения домашнего скота во время пастьбы. В случае, если животное терялось, к лесному духу обращались с письменным прошением на бересте - "кабалой" - отпустить животное хозяину, а иногда для более действенной магической силы на дереве рисовали и самого лесного духа[41]. В народном сознании северных крестьян существовало немало представлений по поводу того, как уберечься человеку от козней лешего[42]. Фольклорно-этнографические исследования в Северном Прикамье показывают, что культ лешего не забыт в наши дни. В прозаическом жанре широко бытуют былички и бывальщины о различных встречах с лешим и его проделках[43]. В безлесных районах Осинского, Красноуфимского, Екатеринбургского, Ирбитского уездов иная ситуация. О лешем знали всегда мало, здесь наибольший интерес сохраняли к сказке. В южных земледельческих уездах Среднего Урала мифологическая традиция связана с другими демонологическими персонажами - полудницей (дух полдня), овинником (дух овина), полевиком (дух поля). Людей, проживавших у рек, озер, прудов, окружали образы водяного и русалок. Рыбакам наиболее близким был водяной, признававшийся хозяином водного мира.
Д.К.Зеленин, изучавший в начале XX в. устную культуру Среднему Уралу, пришел к выводу, что наиболее богат сказками Екатеринбургский уезд. Причину этого исследователь увидел в характере местности[44]. Таинственность мира, порождавшего интерес к волшебной сказке, определяли многочисленные отроги Уральского хребта и горные долины, покрытые дремучими лесами. Даже действия многих сказок происходят в горах. Широкому читателю они стали известны по сборнику уральских сказок, названному "Малахитовая шкатулка", писателя П.П.Бажова.
Устойчивая хозяйственная направленность крестьянских хозяйств, заложенная природным началом, сказалась на своеобразии других жанров народного творчества. Так, заговоры, пословицы, поговорки, устные рассказы, отражающие полеводство и пчеловодство, знали преимущественно в южных уездах, а не в северных[45]. На севере подобные жанры отражали охотничье-промысловый быт[46].
Частью народных знаний являются приметы, основанные на наблюдениях за окружающей средой - атмосферой, животными, растениями, явлениями природы и т.д. Вишерские охотники строили предположение о предстоящей зиме по тому, как к ней подготовятся белки. Если с осени они устраивают гнезда на деревьях низко, то жди холодной зимы, а высоко - теплой[47]. Жители Ирбитского уезда по поведению журавлей и гусей судили о продолжительности времени года: высокий полет предвещал долгую осень, а низкий - короткую[48]. В северных уездах предугадывали будущее лето по прилету трясогузки. Замечали, если только что появившиеся птицы летают высоко - ожидай теплой весны и лета, а низко - холодной. По случаю их прилета в Чердынском и Соликамском уездах устраивали специальный обрядовый праздник, известный у русских под названием плишка, а у язьвинских коми-пермяков - сарчик[49]. Узнав о прилете первых трясогузок, жители с пирогами, шаньгами, печеньем, квасом собирались на окраине деревни, жгли костры, прыгали через огонь, устраивали веселые игры, пели обрядовые песни. Оставшуюся пищу закапывали в землю, чтобы птицы и земля обеспечивали теплое лето. По случаю такого обряда в домах пекли для гостей фигурное печенье в виде птиц и животных. В южных уездах погоду узнавали по поведению других птиц: если в конце лета казарки летают низко, то осень должна быть плохой, а высоко - хорошей. Когда казарки прилетят весной с красными зобами спереди, будет хороший первый сев, если красной окажется задняя часть - плохой. Полевые утки весной жирные, то и год окажется сытым[50].
В Камышловском и Кунгурском уездах считали, что появление зайцев и тетеревов у кладей со снопами предвещает голодный год, лед останется таять на берегу - к плохому урожаю, большие шишки на осинах - к хорошей пшенице. Если летом зацветает вершина ивы - будет хороший урожай, в средней части - средний, внизу - плохой[51]. У жителей Красноуфимского уезда были такие приметы: если сосняк зеленый, то голый лес, год будет голодным, на опушившиеся - урожайным; журавли прилетели на снег - год неурожайный; много рябины - к ненастной осенней погоде и хорошему льну[52].
У каждого народа природные символы явились важной составной частью знаковой системы культуры. То, что окружало человека - звери, птицы, растения, возводилось в разряд сакрального. Так, у северных русских и коми-пермяков, занимавшихся охотой, символическое значение имели образы медведя, оленя, лося, лебедя, утки, позднее быка[53]. У земледельцев марийцев жертвенными признавались жеребенок, бык, баран, гусь[54]. У удмуртов Буя ритуальную значимость имели жеребенок, теленок, гусь[55], у манси - зверей отражалось в ритуальных обрядах, танцах, изобразительном искусстве. Сакральность образов составила богатую почву для украшения жилища, посуды, орудий труда, одежды[57].
Таким образом, многолетний жизненный опыт народов Среднего Урала формировался под активным воздействием природного окружения. Влияние на человека географических условий и природных богатств было разным по степени отражения. Хозяйственные занятия развивались с учетом наличия лесов, плодородия земли, лесных богатств, продолжительности теплового периода, количества осадков. Природным началом определялась материальная культура (жилище, одежда, орудия труда, средства передвижения, утварь, пища). В каждом регионе, а порой и у каждого народа складывались свои нормы взаимодействия с природой, а также свои традиции, регламентирующие сроки охоты, рыболовства, сбора лесных Даров, размеры добычи, порядок земледельческих циклов.
Позональные природные различия в рамках Среднего Урала способствовали сложению общих культурно-бытовых черт нескольких народов. В горно-таежных районах русские и обрусевшие манси Чердынского и Верхотурского уездов имели срубное жилище одного типа, однако устройство интерьера, сходные способы охоты, рыболовства разработки подсеки, однотипную меховую одежду. У северных русских и северных коми-пермяков Чердынского уезда были идентичное по планировке, устройству, наружным украшениям жилище, похожие охотничьи и рыболовные принадлежности, а также одежда (сарафанный комплекс с кокошником знали только косинско-камские и язьвинские коми-пермяки), посуда и хозяйственная утварь. Много общего (тип жилища, костюм, транспорт, пахотные орудия, порядок проведения сабантуя) сложилось у татар и башкир Южного Прикамья и Зауралья. Близкими им стали и удмурты Осинского уезда.
Под воздействием природного окружения находилась и духовная жизнь народов. Все подмеченное в естественно-биологическом мире наполняло сознание, быт, заставляло рационально решать практические задачи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Белицер В.Н. Очерки по этнографии народов коми: XIX - начало ХХ в. - М., 1958; Бубнов Е.Н. Русское деревянное зодчество Урала. - М., 1988; Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура сельского и заводского населения европейской части СССР. - М., 1960. - С. 72-171; Крупянская В.Ю., Полищук Н.С. Культура и быт рабочих горнозаводского населения Урала (конец XIX - начало ХХ в.). - М., 1971; На путях из земли Пермской в Сибирь: Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII-ХХ вв. - М., 1989; Пермские татары. - Казань, 1983; Сепеев Г.А. Восточные марийцы: Историко-этнографическое исследование материальной культуры (середина XIX - начало ХХ в.). - Йошкар-Ола, 1975; Чагин Г.Н. Культура и быт русских крестьян Среднего Урала в середине XIX - начале ХХ века (этнические традиции материальной жизни). - Пермь, 1991; Он же. Влияние солеваренных промыслов на культуру и быт русских крестьян Северного Прикамья // Материалы науч.-практич. конф. "Соль и освоение края". - Соликамск, 1986. - С. 55-58; Он же. Сельское расселение в Северном Прикамье (вторая половина XVI - начало ХХ в.) // Демографические процессы на Урале в эпоху феодализма. - Свердловск, 1990. - С. 24-34.
2. Дектерев С.А. Климат и архитектура народного жилища. - Свердловск, 1989.
3. Чагин Г.Н. Сельское расселение... - С. 25-28.
4. Белицер В.Н. Очерки... - С. 6; Луканин А. Население Оханского уезда по сословиям, возрастам и семейному составу по данным Х ревизии. - СПб., 1878. - С. 2; Чагин Т.Н. Коротко об экспедициях // СЭ. - 1989. - № 5. - С. 147 - 148; Штейнфельд Н. Зюздинский край. - Вятка, 1892.
5. Список населенных мест. Пермской губернии. Оханский уезд. - Пермь, 1909; Список населенных пунктов уральской области. Пермский округ. - Свердловск, 1928. - Т. 8.
6. АГО, р. 29, оп. 1, д. 71, л. 3-10; ГИМ, ф. 14, оп. 1, д. 533, л. 13 об. - 14 об.; Архангельский И. Краткий очерк современного быта инородцев Красноуфимского уезда // ПГВ. - 1887. - № 4; Л-ский П.О вогулах Верхотурского уезда Пермской губернии // Екатеринбург.Неделя. - 1880. - № 10. - С. 162-164; Иеромонах Макарий. Заметки о Верхотурских вогулах, живущих по р. Лозьве // Вести. РГО. - СПб., 1853. - Ч. 7. - С. 15-24.
7. Глушков И.Н. Чердынские вогулы: Этнографический очерк. - М., 1900. - С. 9; Чупин Н.К. О результатах экспедиции, снаряженной Казанским обществом естествоиспытателей в 1872 году для исследования вогулов // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1874. - Т. 1. - С. 147; Чагин Г.Н. Этнокультурное взаимовлияние русских и манси Северного Урала в XVIII - XIX вв. // Взаимодействие древних культур Урала. - Пермь, 1990. - С. 72-78.
8. Ончуков Н.Е. По Чердынскому уезду: Поездка на Вишеру, на Колву и на Печору // Ж.С. - СПб., 1901. - № 1. - С. 46. 9. Архангельский И. Краткий очерк...; Пермские татары. - С. 12-13.
10. Тезяков Н. Вотяки Больше-Гондырьской волости // Земский врач. - 1891. - № 40; Материалы наблюдений автора в 1991 г.
11. Сепеев Г.А. Восточные марийцы... - С. 12-20; Материалы наблюдений автора в 1990-1992 гг.
12. Сабанеев Л. Очерки Зауралья и степное хозяйство на башкирских землях. - М., 1873. - С. 50; Скалозубов Н.Л. Из заметок во время разъездов по Красноуфимскому уезду // Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. - Пермь, 1892. - Вып. 4. - С. 25; Пермские татары. - С. 23-24.
13. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 14 об.
14. Там же, л. 3; Чагин Г.Н. Культура и быт русских крестьян... - С. 37.
15. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 18 об.
16. Осторожная волость: Социально-экономическое описание волости Оханского уезда Пермской губернии. - Сарапул, 1889. - С. 57-65.
17. Белдыцкий П.В. Очерк современной охоты на Чердынском Урале по реке Вишере // Природа и охота. - 1880. - Т. 2. - С. 19.
18. Верхоланцев И. Из путевых заметок по Чердынскому уезду в 1869 и в 1872 г. // ПГВ. - 1882. - № 84.
19. Шерстобитов И.Д. Исторический очерк села Нижне-Чусовских городков // ПГВ. - 1865. - № 31.
20. Буевский С. Жители Кунгурского уезда // Учен. зап. Казан. ун-та. - Казань, 1858. - Кн. 1. - С. 142; Пермские татары. - С. 48.
21. На путях из земли Пермской... - С. 111, 112.
22. Буевский С. Жители... - С. 143. Пермские татары. - С. 51-54; Мухамедова Р.Г. Татары-мишари: Историко-этнографическое исследование. - М., 1971. _ С. 71; Шитова С.Н. Традиционные поселения и жилища башкир: вторая половина XIX - первая четверть ХХ в. - М., 1984. - С. 98-105.
23. АГО, р. 29, оп. 1, д. 12, л. 2; д. 18, л. 2; Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура... - С. 96.
24. Барадулин В.А. Народные росписи Урала и Приуралья: Крестьянский расписной дом. - Л., 1988. - С. 76-166.
25. Глушков И.Н. Чердынские вогулы... - С. 25; На путях из земли Пермской... - С. 152.
26. ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 180, л. 27-28 об.
27. См.: Списки населенных мест Пермской губернии. - Пермь, 1909 - 1912; Власова И.В. Община и обычное право у русских крестьян Северного Приуралья (XVII-XIX вв.) // Русские; Семейный и общественный быт. - М., 1989. - С. 24-44.
28. Верхоланцев И. Из путевых заметок... - № 83; Несколько слов о Змиевской волости Оханского уезда // ПГВ. - 1877. - № 92.
29. Власова И.В. Община... - С. 30.
30. Архангельский И. Краткий очерк... - № 6, 7; Несколько слов о Змиевской волости... ; Из сельского и общинного быта крестьян Челвинско- Русаковской волости Пермского уезда // ПГВ. - 1884. - № 95, 96.
31. Чагин Г.Н. Росписи по дереву Северного Прикамья // Искусство современной росписи по дереву и бересте севера, Урала и Сибири. - М., 1985. - С. 117-118; Он же. На древней Пермской земле. - М., 1988. - С. 163-168; Климова Г.Н. Узорное вязание русского населения Печоры // Традиционная культура и быт народов коми. - Сыктывкар, 1978. - С. 64-77; Чесноков А. Свадебные обряды и песни "кержаков" // ЖС. - СПб., 1911. - № 13. - С. 57-96; Макашина Т.С. Традиционный фольклор Пермской области и Коми АССР (по новым экспедиционным материалам) // Традиции и современность в фольклоре. - М., 1988. - С. 22-35.
32. Агеева Е.А. и др. Итоги и перспективы организации комплексных археографических исследований МГУ // Археологический ежегодник за 1886 год. - М.. 1987. - С. 173-174; Русские письменные и устные традиции и духовная культура. - М.. 1982. - С. 40-71, 91-150; Димухаметова С.А., Чагин Г.Н. Изучение культуры и быта старообрядческого населения Верхокамья // Музеи в атеистической пропаганде. - Л., 1986. - С. 5-18; Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. - М., 1992.
33. Скалозубов Н.Л. Праздники, дни святых, особо чтимых народом, поверья, приметы о погоде, обычаи и сроки сельскохозяйственных работ // Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. - Пермь, 1893. - Вып. V. С. 3-22; Тезяков Н. Вотяки...
34. Белицер В.Н. Очерки... - С. 325-326; Чагин Г.Н. На древней Пермской земле. - С. 150,159; Белдыцкий Н.П. Ныробский узник, древности и окрестности села Ныроба Чердынского уезда. - Пермь, 1913. - С. 36; Кривощеков И.Я. Словарь географическо-статистический Чердынского уезда Пермской губернии. - Пермь, 1914. - С. 225, 311.
35. Полевые материалы автора, собранные в 1975-1992 гг.
36. Змеев И.В. Еще о Богородских сельских ярмарках // ПГВ. - 1865. - № 45.
37. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. - М., 1991. - С. 357.
38. Змеев Н. Декабрьская Никольская ярмарка в Красноуфимске // ПГВ. - 1865. - № 5; Он же. О Богородских сельских ярмарках // ПГВ. - 1865. - № 29, 45.
39. Белицер В.Н. Очерки... - С. 320; Макашина Т.С. Традиционный фольклор... - С. 31-32; Ончуков Н.Е. Северные сказки. - СПб., 1908. - С. 493; Чесноков А. Среди кержаков // ПЗН. - 1908. - № 11.
40. Белдыцкий Н.П. О Вишерском крае // ПЗН. - 1908. - № 13. 41. Теплоухов Ф.А. "Кабала", или прошение лесному царю // Пермский край - Пермь, 1895. - Т. 3. - С. 291-299; Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности Рифея: Пермский звериный стиль. - Пермь, 1988. - С. 32-33.
42. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. - С. 414, 415.
43. Былички и бывальщины: Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье / Сост. К. Шумов. - Пермь, 1991. - С. 7-8; Макашина Т.С. Традиционный фольклор... - С. 31-32.
44. Великорусские сказки Пермской губернии. Сборник Д.К. Зелинина. М., 1991. - С. 7-8.
45. Кондаков Б.В. Фольклор села Бырма Кунгурского района Пермской области (по материалам экспедиции 1983 г.) // Изучение народного творчества на современном этапе. - Пермь, 1985. - С. 7, 8.
46. Белицер В.Н. Очерки... - С. 355-356; Некрасов П.А. Народные песни, наговоры, загадки, скороговорки и пословицы, записанные в Александровской волости Соликамского уезда Пермской губернии в 1890 и 1891 гг. // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1901. - Т. 32. - С. 118-223.
47. Клинберг А. Белка и заяц и лесование за ними // Журнал министерства государственных имуществ. 1860. - Июнь. - С. 33-35.
48. Булычев Н.П. Сборник примет, поверий, пословиц и поговорок и загадок, записанных в Ирбитском уезде // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1876. - Т. 3, вып. 2. - С. 111.
49. Маслова Г.С., Станюкович Т.В. Материальная культура... - С. 160; Лобанов М.Д., Чагин Г.Н. Сарчик приносит весну // Звезда. - 1990. - 28 янв.
50. Первушин П.Ф. Песни, святочные гадания, поговорки и суеверия, собранные в Катайской волости Камышловского уезда Пермской губернии // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1895. - Т. 15, вып. 1. - С. 82-83.
51. Там же; Кулыгин Г. Из народных примет // Сборник Кунгурского общества краеведения. - Кунгур, 1925. - Вып. 1. - С.39. 52. Скалозуб Н.Л. Народный календарь... - С. 20-22.
53. Грибова Л.С. Пермский звериный стиль. - М., 1975. - С. 53-91; Малахов М.В. Быкобой в д.Большая Коча Чердынского уезда у пермяков в день св.Флора и Лавра // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1887. - Т. 11, вып. 1. - С. 85-96; Шмаков П. По лику земли: Очерки из жизни Прикамья. - Оса, 1916. - С. 22, 23.
54. Малахов М.В. Жертвоприношение у черемис // Зап. УОЛЕ. - Екатеринбург, 1887. - Т. 11, вып. 1. С. 84; ГАПО, ф. 680, оп. 1, д. 289, л. 69.
55. Тезяков Н. Праздники и жертвоприношения у вотяков-язычников // Новое слово. - 1896. - № 4. - С. 5, 7.
56. Носилов К.Д. У вогулов: Очерки и наброски. - СПб., 1904. - С. 53, 54, 238; Токарев С.А. Религия в истории народов мира. - М., 1965. - С. 195.
57. Грибова Л.С. Декоративно-прикладное искусство коми. - М., 1980. - С. 12-145; Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности... - С. 9-48; Чагин Г.Н. Народное искусство художественной обработки дерева в Верхнем Прикамье в XIX - начале ХХ в. // Из истории демократической культуры на Урале (ХVIII - начало ХХ в.). - Пермь, 1986. - С. 56-70.
// Материальная культура народов России / Гл. ред. В.Т. Пуляев, Н.А. Томилов. - Новосибирск, Наука, 1995. - С. 122-139.
Культурное наследие 