Неудобные люди

Неудобные люди
20 мая 2005
«И кто напоит одного, из малых сих только чашею холодной воды… истинно говорю вам, не потеряет награды своей» Евангелие от Матфея

Подходя к нищему или бродяжке, мы испытываем чувство неловкости и стыда, что-то вроде «без - вины – виноватости». Нам неудобно за свою устроенность и свое здоровье, и мы даже иногда сомневаемся в полноценности нашего благополучия. Проходя мимо, испытываем тайное удовлетворение: слава Богу, не со мной, подсознательно радуясь тому, что умеем не расстраиваться, и сразу о них забываем, потому что, если позволим себе страдать обо всех нищих и убогих, то умрем от разрыва сердца. А нам этого совершенно не хочется. Пусть у государства сердце болит, вернее, голова.
Пряников на всех не хватает
Бедность как порождение социального, имущественного и физиологического неравенства существовала и будет существовать всегда и при любом социальном строе. Пряников сладких всегда на всех не хватает… Всегда будет существовать проблема отношения любой власти к бедным или, как теперь принято стыдливо говорить, малоимущим гражданам.  
Отношение же самих малоимущих к власти складывается следующим образом: власть есть, но где-то очень далеко и не для них. Им почему-то не повезло, и они живут так, как сейчас. То, что многое зависит от них самих, эти люди не хотят знать. Получается проще простого - просто им не повезло и ничего с этим поделать нельзя.
«Биржа труда»
С раннего утра в любое время года на негласной Бирже труда, неподалеку от пожарной части толпится народ. Здесь разные люди. Кто пришел сюда в первый раз, кто-то «работает» на ней уже более восьми лет. Там есть своя иерархия. Есть выбранная большинством начальник или старшая, которая строго следит кого и куда направить в первую очередь. Кто больше всего нуждается или срочно надо подзаработать. Кому-то просто надо поесть…
Галина Степановна Калугина и есть начальник биржи труда. Уже 10 лет она пенсионерка с пенсией положенной ей государством в 1240 рублей за безупречную работу на ОАО «ИААЗ». Вот что она говорит: «Несколько раз собиралась сходить в пенсионный фонд, чтобы похлопотать о добавке к пенсии или узнать правильно ли все рассчитали, да все некогда. Там надо столько бумаг, а у меня работа. От меня люди зависят. В иные дни до семидесяти человек набирается. Да у меня еще ладно хоть пенсия. Вот люди, что сюда приходят вовсе худо живут. У многих дети, жить негде, работы нет. Летом еще ничего, а вот зимой – хоть караул кричи. Да вот поговорите сами, как люди живут, и никому до них дела нет».
На разговор со мной согласились две женщины.
Надежда Константиновна Григорьева, 53 года, проживает по улице Свободы: «До 1992 года работала в Ирбите, потом уехала в Узбекистан хоронить мать, приехала обратно, в литейном цехе сокращения и ей предложили уволиться. Вот с того времени и не работаю. Сначала жила случайными заработками, где-то полы помою, где огород прополю, семечками зимой торговала. Потом вот сюда пришла. Так здесь и работаю.
Сначала получала пенсию на сына, как по утере кормильца, потом женщины здесь рассказали, что надо чего-то переоформлять, а когда и как не знаю. Я даже не могу детскую дотацию получить, у меня еще сын есть. Потому что у нас фамилии разные. А что делать мне что-то никто подсказать не может. Я даже и не пойму, что надо делать и куда идти».
Татьяна Прокопьевна Гобова, 42 года, проживает по улице Островского. Живет в городе с 1977 года. Последнее место работы – подсобное хозяйство ОАО «ИААЗ». Затем предприятие распалось, и Татьяна оказалась на улице:
«Пробовала сама искать работу. Обошла все, что только можно, нигде не берут, потому что нет какой-то карточки ИНН. Я даже не знаю, что это такое? Два года назад пробовала встать на учет в ЦЗН. Три месяца платили, а потом сказали, что вот если бы у вас был муж тракторист, а я доярка, то мне бы помогли с работой. Так и ушла ни с чем. Есть сын, который живет на севере, так он немного помогает, второму сыну три года. В социальную службу не обращалась. Как-то считаю ненужным туда обращаться, одна там бумажная волокита.
Здесь (на бирже. - Авт.) уже два года. Первый раз было стыдно приходить, а потом ничего, привыкла. Да и не одна я здесь такая, вон, сколько нас много. Но я все равно найду работу и выберусь отсюда, я ведь еще не старая и работать могу много».
Слушая этих женщин трудно поверить, что на дворе XXI век, что в городе работают областные и городские программы социальной направленности. Даже то, то «Биржа труда» расположена на одной улице, где расположено здание Управления социальной защиты, и до него, чтобы дойти хватит и двух минут, еще ничего для них не значит. Если, даже образно говоря взять их за руку и повести, не пойдут. А почему, они и сами объяснить не могут. Будут голодать, заставлять детей просить еду у соседей, но чтоб сходить в учреждение и выхлопотать себе и ребенку, хотя бы единоразовую денежную помощь, «нет времени».
С психологической точки зрения это можно объяснить следующим образом. Все данное с ними ведь произошло не сразу, постепенно. Недовольство своим положением и невозможность выхода из него приводит сначала к депрессии, позже к равнодушию к себе, своему образу жизни и, наконец, убеждению, что такова уж судьба и ничего изменить нельзя. Но обвинять человека в этом было бы нечестно, поскольку их сегодняшняя жизнь отражает качество социальной среды. Жизнь утратила смысл. Человек приспосабливается к обстоятельствам.  Все, дольше ничего нет…
«Не хочу сидеть на шее государства», - говорит Владимир Михайлович Кривых, 51 год. До 1999 года работник отдела охраны на ИМЗ, откуда был уволен по 47 статье. «Сказали мне, что я через проходную вынес 40 штук аккумуляторов. В суд не подавали, просто выгнали по статье и все. Вот с этого времени и не работаю. Кто с такой трудовой книжкой возьмет. Живу тем, что где-то схалтурю. Собираю бутылки, прошу у граждан на пропитание. Обращаться никуда не обращался. Не желаю сидеть на шее у государства. Сам проживу как-нибудь. Я ведь один, семьи нет. Летом еще ничего, вот зимой сильно худо. Что будет дальше, черт его знает».
Антон. Фамилию и отчество не помнит: «Вроде с 50-го года. Инвалид по нервному заболеванию. Да я забываю все. Сначала помню, что жил у сестры, получал пенсию. Потом сестра выгнала, сейчас вот хожу по городу смотрю, что в мусорках, там много чего нужного выбрасывают, тем и живу. Давно уж так живу. Летом хорошо, спать тепло, зимой в подвале на трубах тоже ничего, только все время есть хочется. Много раз ходил на биржу труда, да, как узнают, что инвалид, никто и не берет».
Что это? Чем объяснить? Что делать? Кто этим должен заниматься? Казалось бы, ответ есть – социальная служба. Но, что такое социальная служба? Десяток женщин, которым не оторваться от бумаг, так их много и все нужно заполнить, оформить, ввести в компьютер, составить отчет, и у всего есть срок. Есть участковые инспектора, в чьи обязанности входит отслеживание ассоциальных элементов. А что с ними делать дальше, никто не знает. Вопрос без ответа. Есть в городе Центр помощи семье и детям. Антон в свои пятьдесят лет туда никак не попадает, как и Коля «Куба» который имеет девять судимостей и неизлечимый туберкулез. Жить ему осталось год не более. Но ведь пока еще жить…
Кто ответит на этот вопрос?

Елена Абрамова



Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений