Серебренников К.Н. "Эхо войны"

Серебренников К.Н. "Эхо войны"
После окончания войны, в конце того года, я вернулся в свой город.  Был уже ноябрь на  исходе, а для  нашего Урала это время считалось установившейся зимой.  Но   в этом году только что выпал первый снежок, покрыл ровным нетолстым слоем всю землю, яркая пушистая белизна лежала повсюду, и удивительная тишина стояла кругом, даже на некоторых деревьях еще не опавшие листочки висели совершенно неподвижно, словно окаменевшие. Казалось, что мой слух был на каком-то непривычном отдыхе, но вдруг откуда-то издалека доносились глухие раскаты орудий, которые за четыре года укоренились в моем слухе.
Это вызвало неприятные воспоминания, которые и без того все еще будоражили мои нервы. Я старался не думать об этом, стал смотреть, как осеннее солнце, посылавшее свои далекие лучи, отражаясь от белизны снега, играло яркими бликами. Потихоньку сознание того, что я был теперь в родном краю, где родился и вырос, в этих краях прошло мое детство и юность, а в жизни человека лучшего ничего не бывает, - все это успокоило меня, и мои мысли вернулись к прошлым временам. Я вспомнил о том, как один мудрый старик говорил:  "Все, что встретишь в жизни хорошее, поучительное,  запоминай и клади на полочку - может все пригодиться". Да! Жизненный опыт для человека - это очень важный багаж, без которого человек часто спотыкается, а иногда и оступается в ямы.
Затем я вспомнил друзей и знакомых, а кто из них  есть еще теперь? С этой мыслью я пошел навестить одного товарища, с которым одно время мы работали вместе   на строительстве элеватора   сортосеменной станции, после чего он перешел в горкомонхоз. В конторе мне рассказали, что он долго работал у них, был призван в армию,  ушел на фронт и не вернулся.
При этом разговоре из кабинета вышел начальник горжилуправления Макушин и внимательно слушал наш разговор, а в конце пригласил меня в кабинет, показывая рукой на стул, сказал:
- Вижу, вы фронтовик и слышал, что по профессии строитель, работали прорабом, а вот нам в горжилуправление крайне нужен техник строитель, условия по вашему запросу, он внимательно посмотрел на меня и добавил: - Конечно, в пределах возможного, надеюсь на ваш положительный ответ.
- Считаю необходимым за эти четыре года хотя бы немного отдохнуть, - ответил я. Он слегка улыбнулся, спокойно продолжал:
- Отпуск всем по закону положен, а вам, фронтовикам, да после такой ужасной войны и разговора быть не может, отдыхайте, сколько будет необходимо, и срок выхода на работу установите  себе сами, а мне важно знать, что мы имеем нужного   нам человека. - Он прочитал небольшую бумажку, снова положил ее в папку, обращаясь ко мне, продолжал:
- Наша работа  -  не новое строительство, а ремонтно-восстановительные работы, и трудностей хватает, но я уверен, что вы за эти годы войны трудностей перенесли намного больше, а в народе так говорят: "Кто победил бурю, тому девятый вал не страшен". А наши трудности - это всего лишь девятый вал от среднего ветра. - Он замолчал и спокойно смотрел на меня в ожидании ответа.
Эти его слова всколыхнули во мне отвращение к тем разрушительным действиям войны, которых нам пришлось видеть неисчислимое множество, а это для человека,  знавшего цену труда, не могло пройти бесследно.  Я почти машинально ответил:
- Да! Все разрушения войны, происшедшие на наших глазах, оставили тяжелые воспоминания и создали неудержимое   желание поскорее взяться за восстановительные работы, а это значит, что наши точки зрения работают в одном направлении.
- Вот и отлично, - поспешно заговорил он, - значит, в  основном мы договорились, а подробности вы продумаете и через денек зайдете ко мне,  тогда окончательно договоримся.
Вот так основалась моя послевоенная работа, которую пришлось начинать, как принято говорить у строителей, от «первого колышка»,   с обследования всего жилого фонда с учетом состояния его годности,  затем составление плана ремонтно-восстановительных работ, и все это наряду с текущими работами, которых было более чем достаточно.
В этой кипучей работе прошла зима, а наступление весны сулило еще много неожиданностей, которые начались звонком телефона. Тревожный голос сообщил, что в одной из комнат школы рушится потолок: - Прошу, проверьте и дайте совет,  что делать.
Придя утром в свою контору, я не успел раздеться, как раздался телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал знакомый голос главного инженера горкомхоза Кудашева Якова Семеновича: «Приходи ко мне,  я жду». В тоне его голоса было что-то необычно тревожное,  но  что -   я не мог предположить.
Войдя в его кабинет, я увидел как он, наклонившись, сосредоточенно что-то записывал и, не подымая взгляда, тихо сказал: «Садись».
Окончив записывать,  он внимательно посмотрел на меня,  сказал:
- Создана комиссия, я - председатель, члены - Вы, Рыбин и директор детдома Ежов, для обследования дома бывшего купца Топоркова,  где теперь живут сироты войны. Трехэтажная часть его оказалась в аварийном состоянии. Рыбин и Ежов уже там,  идем и мы.
Выйдя на улицу Кирова, откуда этот дом хорошо был виден,  Кудашев несколько замедлил шаг, обращаясь ко мне, сказал:
- Жаль такой дом, ведь он, пожалуй, один из лучших в городе и стоит в самом центре на главной площади, а вот такая с ним неприятность. А спросить не с кого, виновных никого нет, разве  что одно эхо войны. Ну кто в эти годы войны мог смотреть за этим домом, когда тут были одни женщины,  им хватало забот и работы с этими детьми.
На площади перед домом нас встретил заведующий горкомхоза Рыбин Филипп Григорьевич. Обращаясь к нам, сказал:
- Внешне дом выглядит нормально, да и всему-то городу, как он заново построен из кирпича,  около ста лет,   а это для города  -  детский возраст. В давние времена город основали купцы при развитии пушной торговли и отстроили его из дерева,  а в ХVIII веке он весь сгорел, после этого по указу царицы вновь построен из кирпича, такой документ   и сейчас хранится в архиве города.
Купец Топорков, говорят, был очень богатый,  но имел некоторую странность. Вот для чего он сделал подземный ход из подвала своего дома вон туда, к речке? Выход к берегу в густых кустах был замаскирован, а это расстояние более чем двести метров и глубоко под землей. Строили тайно, до революции никто не  знал. В то время в городе ходили слухи, что он занимался преступными делами,    а вот в архиве просматривали все полицейские дела, там про него ничего не значится.
- Ну что тут особенного?- удивленно сказал Кудашев - он был богач, разбойник, купил всю полицию и творил, что вздумает, а для вида занимался торговлей.
- Может и это верно, - подтвердил Рыбин.
Мы вошли в пристроенную часть дома,  где нас ждал директор детдома Ежов. Кудашев,   приветствуя его, спросил:
- По телефону Вы говорили о большой опасности,  в чем она состоит?
- Вся жилая часть дома  в полном порядке, - быстро начал объяснять Ежов все наболевшее в его сознании, - а вот подвальная часть основного корпуса находится в большой опасности, и не исключена возможность аварии,  а в доме живут дети,  тридцать два человека. Всех их было больше ста, после войны у некоторых нашлись родители,  несколько детей взяли в бездетные семьи, часть детей облоно перевело в другие детдома, а вот оставшимся не найдут места, сами знаете, какое теперь положение с жилым фондом.
- Это все ясно, - сказал Кудашев, - идемте смотреть дом. Комиссия спустилась в подвал. Рыбин, как большой знаток многих подробностей города, начал объяснять: - Видите, какой вместительный склад был здесь у купца, да и строили неплохо, но вот беда их в том, что фундаменты делали из того же кирпича, особенно надземную часть.
- Да..а..а, - протяжно сказал Кудашев - одно не плохо, другое плохо, а дома приходят в негодность, хоть своды еще и хороши, им бы стоять еще двести лет, да вот за годы войны все водостоки засорились, и цокольная часть размокла, к тому же кирпич полутрепельный, сырости легко поддается. Комиссия пошла дальше, но картина была одинаковой: возле стен в небольших лужицах красноватой воды лежали грядки размокшего   кирпича, а чуть выше на стенах торчали нависшие кирпичи,
готовые обрушиться.
Мы подошли к середине подвала, где сошлись все четыре капитальных стены, и четыре больших кирпичных свода своими концами опирались на это основание, выложенное из кирпича на известковом растворе. Все так же размокло и со всех сторон обвалилось, лишь под самой срединой еще стоял оскалившийся столб.    
- Неприглядная картина, - сказал Кудашев.
- А над ней живут люди, - добавил Ежов.
Кудашев смотрел в  одну точку, лицо его резко менялось, словно какая-то тень волной проходила по нему.
- Главная опасность - вот здесь,- сказал я. Он, не изменяя взгляда,  ответил:
- Именно здесь и большая, это все ясно, вопрос в том, сколько времени еще это вытерпит, вот бы это знать?
- Кто   хочет посмотреть подземный ход? - крикнул Рыбин.
Все отошли к двери, а я продолжал смотреть на эту размокшую стену, словно искал ответ, а сколько еще времени все это вытерпит, затем вспомнил слова Ежова "а там живут люди", мне стало не по себе, почувствовал прохладную сырость подвала и, казалось, что-то далекое, тяжкое от минувшей войны.
В это время раздался резкий скрип ржавого железа открывавшейся двери в подземелье. Это прервало мои мысли, я повернулся и подошел туда, где Рыбин по ступенькам начал опускаться вниз, но тут же остановился и сказал:
- Дальше хода нет, все обвалилось.
- Ну и черт с ним, эта купеческая глупость теперь похоронена навсегда, идемте, нам надо решать серьезный вопрос, - сказал Кудашев.
Комиссия вернулась в пристрой, в нем собрались  все дети,  они о чем-то спорили, шумели,  смеялись. Впереди них стояли две девочки. Они :были ростом выше всех и, видно, старше, но я обратил внимание на их несколько странную позу, хотя одна стояла как и все, но другая повернулась к ней  вполоборота и смотрела на нее в профиль.  Они о чем-то тихо говорили между собой.
Ежов, обращаясь к ним,  сказал:
- Вы, две неразлучные подруги, забирайте всех, идите в рабочую комнату и занимайтесь своими делами. Сразу наступила полная тишина. Нарушал ее лишь шорох бумаг, которые Ежов выкладывал на стол,   он      спросил:
- Ну, кто будет писать акт?
- Поручаю тебе, - ответил Кудашев и, окинув всех взглядом, продолжал:
- Ну, а что будем писать, какое мнение у членов комиссии?  
Но ответа не последовало, все молчали, переглядываясь между собой.
- Вопрос серьезный, все думают -  это хорошо, - добавил он.
Тем временем я взял листок бумаги, просчитал площадь основания и разрушившуюся часть,  окончательно убедился, что мой устный подсчет правильный, никакого запаса прочности не оказалось, скорый кризис неминуем. Кудашев тоже что-то подсчитал на бумаге и сказал:
- Крепить аварийную часть размокших стен в подвале теперь уже невозможно, потому что от первого стука все рухнет, и живым никто не останется, значит, этот вопрос отпадает, в акте так и пиши, а вот что делать с детдомом и юным семейством, это надо решать.
- Надо установить наблюдение за аварийной частью и посмотреть недельки две, тогда и решить - сказал Рыбин. - Одно мнение есть,- сказал Кудашев.
- Здесь это сделать невозможно,- возразил я, - потому что нет трещин в стене, где бы можно было поставить маяки, здесь в одно мгновение произойдет обвал, рухнут все капитальные стены, полы, перекрытия и крыша, частью повредятся наружные стены.
Так, есть второе мнение, хотя не до конца,- сказал Кудашев и, обращаясь к Ежову, спросил: - А какие соображения по этому вопросу у директора?
Я бы хотел в начале узнать решение других членов комиссии, - ответил Ежов.
Кудашев перевел взгляд на меня, сказал:
Вы ничего не сказали о главном.
Главное состоит в том, что надо детей немедленно выводить из аварийной части дома,- ответил я.
Кудашев внимательно посмотрел на меня и после паузы спросил:
Как - сейчас?
Да сейчас, вот подсчеты говорят, что завтра может оказаться поздно.
Но это уже ни к чему, это перестраховка,- возразил Рыбин,- Детей вывести, такое здание будет пустовать, а где разместить детей,- и, обращаясь к Ежову, спросил - Свободные помещения есть?
Свободных помещений нет,- ответил Ежов - Уже если что, придется размещать в коридоре, да занять рабочую комнату и раздевалку, но и то койки разместить - места не хватит, придется спать на полу.
Вот видишь,- снова возразил Рыбин - Легко сказать, вывести, - и, обращаясь к Кудашеву, спросил:
Ну, а как думает главный инженер Горкомонхоза?
Но Кудашев сидел, задумавшись и, казалось, не слыша заданного ему вопроса, продолжал смотреть в одну точку, затем тихо, как бы про себя сказал:
- Пустовать комнаты будут - это плохо, но, а если... Он замолчал и, тяжело подымаясь со стула, так же тихо отошел к окну, стал смотреть на улицу, словно там искал ответ на заданный ему вопрос.
А между тем Рыбин снова стал защищать свою мысль.
- Надо бы понаблюдать, как будет вести себя разрушительный процесс. Я думаю - все скоро высохнет, сырости не будет, и дом будет стоять, как и стоит, но нельзя же оставлять пустовать такие хорошие комнаты. Кудашев быстро повернулся от окна, подошел ко мне и, глядя в упор, спросил:
Это твое окончательное решение?
Да, – ответил я, - авария неизбежна, детей надо немедленно выводить, а если комиссия примет другое решение, то я акт подпишу с оговоркой своего мнения.
Кудашев снова задумался, продолжал смотреть на меня. Лицо его менялось: то мрачная задумчивость покрывала его, то начинало проясняться. Я смотрел на него и думал, как усиленно работают мысли этого умного человека, который все вопросы решал продуманно и всегда безошибочно, но вот лицо его посвежело, глаза заискрились нетерпением, он громко сказал:
- Правильно говорит Серебренников, я с ним вполне согласен, никакое здесь наблюдение невозможно, да и не нужно, надо немедленно освобождать всю трехэтажную часть дома. Рыбин снова возразил:
- Дом будет пустовать, а дети спать на полу, в коридоре валяться?
Кудашев слегка улыбнулся, спокойно сказал:
- Пусть спят на полу, зато останутся живы.
Ежов быстро встал и, явно волнуясь, сказал:
- Это правильное решение, я с ним согласен. И не беда, если дети немного поспят на полу. Есть такая поговорка - «В тесноте, да не в обиде», а этим детям обид достаточно хватило за годы войны.
- В акте запиши так, - сказал Кудашев. – Первое: комиссия считает необходимым немедленно вывести всех детей из аварийной части дома и вынести все имущество. Второе: закрыть все пути случайного попадания детей в аварийную часть дома. Третье: снаружи дом обнести изгородью.  Ответственный – директор детдома Ежов. Срок исполнения – немедленно.
Ежов, обращаясь к завхозу, стоявшему в стороне, сказал:
- Тебе все ясно?
- Да, - ответил завхоз.
- Приступайте к работе, - добавил Ежов.
В коридоре поднялся шум, смех, беготня. Все пришло в такое быстрое движение, что казалось похоже на потревоженный муравейник. Ежов усиленно принялся дописывать акт и после нескольких минут сказал:
- Акт готов, можете подписывать.
Первым подписал председатель комиссии Кудашев. Затем я прочитал его содержание и тоже подписал.  Подписал и директор детдома Ежов. Рыбин стоял  в недовольном раздумье, смотрел то на бумаги, лежащие на столе, то переводил взгляд на нас. Кудашев, слегка улыбнувшись, сказал:
- Тебя никто ничем не ограничивает – решай сам.
Рыбин прочитал акт, подумал, затем сказал:
- Акт я подпишу, на этот раз послушаюсь вас, но вот если этот дом простоит еще хотя бы полгода, тогда я слушаться вас не буду.
Все засмеялись и почти разом ответили: «Согласны». Рыбин, подписывая акт, продолжал:
- Это как сын говорил отцу: «Если, тятя, меня не женишь, то я слушаться тебя не буду». Смех повторился, а Кудашев спросил:
- Ну, как, женил отец сына?
- Наверное, ведь отцу иметь непослушного сына в тягость, - ответил Рыбин.
В это время к директору подошли те две неразлучные подруги и доложили, что все вынесли, можете проверить. Комиссия подошла к двери, ведущей из пристроя в дом, где завхоз готовился заколотить дверь досками. Кудашев и Ежов осмотрели все комнаты, и Ежов, облегченно вздохнув, сказал:
- Гора свалилась с моих плеч, сегодня усну спокойно.
Дети стояли возле стены, разгоряченные своей работой. Они то весело смеялись, шумели, спорили, перебивая друг друга, то начинали тихо говорить полушепотом, напоминая стайку воркующих голубок, слетевших из своих родных гнезд, которые были далеко отсюда и в разных местах. Но они помнили о них и не забывали все переживания этой жестокой войны, сделавшей их сиротами, а здесь они нашли свой приют и видели заботу о себе.
Кудашев, внимательно окинув всех взглядом и обратившись к директору, сказал:
- Следите, чтобы никто не мог проникнуть в аварийную часть дома. А в случае каких-нибудь изменений звоните мне.




Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений