Петр Андреевич Снежницкий родился в 1867 году. После обучения в Камышловском Духовном училище продолжил образование с 1892 года в Пермской Духовной семинарии, но не окончил её.
Обладая красивым голосом, принял приглашение в екатеринбургский архиерейский хор, и проработал несколько лет в качестве певчего.
И вот очередной поворот судьбы. По просьбе благочинного 3-го округа Ирбитского уезда в ноябре 1897 года Петр определён псаломщиком к Рождество-Богородицкой церкви села Шмаковского. В июне следующего года молодой псаломщик посвящён в стихарь, а в 1903 году рукоположен в сан диакона и переведён в Илиинскую церковь Берёзовского завода Екатеринбургского уезда, где ему пришлось перенести испытание: на него возвели ложное обвинение в неисполнении им своих обязанностей. Это произошло весной 1907 года, когда в городе создан Берёзовский отдел Союза русского народа. По этому случаю, Государь Император Николай II прислал членам Союза телеграмму. Обрадованные высочайшим вниманием, они решили отслужить молебен с крестным ходом от церкви до церковно-приходской школы. Однако, священник, диакон и псаломщик, служившие в тот день, по различным причинам не смогли принять в нём участие и их обвинили в том, что они оскорбили религиозные и патриотические чувства верующих. Местное руководство Союза написало на них рапорт епископу, который потребовал от священнослужителей прихода дать письменное разъяснение случившегося.
Диакон, отец Петр, дал такое объяснение своего отсутствия: «В прошении на имя Вашего преосвященства члены Союза говорят, что я наотрез отказался от участия в крестном ходе для служения молебна в церковно-приходской школе 25 апреля. В видах установления истины должен объяснить, что я изъявлял согласие служить молебен в церкви, о чём и говорил приглашающим. Участвовать же в крестном ходе не мог, так как после перенесённого мной в феврале и марте месяцах текущего года катарального воспаления лёгких, тогда ещё не вполне разрешившегося, мне врачом решительно было воспрещено петь в сыром и холодном воздухе и в пыльных помещениях. (…) Да (я) и при всём желании не имел и физической возможности служить, ибо после такого волнения у меня сделалось страшное сердцебиение, даже до горловых спазмов, так что я с великим трудом дошёл до дома…
Построенное на этом факте обвинение, что я не сочувствую Союзу, считаю несправедливым, так как при открытии местного отдела Союза русского народа я служил молебен в церкви совместно с(о) священником Вышегородским. Это было 18 марта, что, надеюсь, союзники отрицать не будут».
Но, несмотря на достаточно удовлетворительное объяснение, представленное членами причта, Владыка, во избежание дальнейших конфликтов, перевел священнослужителей на другие приходы.
Отец Пётр 7 августа 1907 года переведён на служение к церкви Нижне-Баранчинского завода. Вскоре его рукоположили в сан священника и определи ему приход в Верхотурском уезде. В 1910 году отец Пётр утверждён в должности законоучителя Рычковского начального училища, в 1913 году – награждён набедренником.
До революции отец Пётр вёл образ жизни обычный для сельских пастырей. Вся жизнь священника проходила на виду у прихода.
В феврале 1917 года Пётр Снежницкий перемещён в село Шогрышское Ирбитского уезда, а вскоре стал служить в селе Больше-Трифоновском Ирбитского уезда. Это село, основанное в 1686 году на левом небольшом притоке реки Ирбит между селами Покровское и Егоршино, в 90 верстах от слободы Ирбитской относилось сначала к Аромашевской слободе Верхотурского уезда и было приписано к Невьянскому заводу Демидовых. Позднее, при проведении административно-территориальных реформ, село вошло в Ирбитский уезд.
В начале ХХ века в нём строится деревянная однопрестольная церковь, которая в 1903 году освящена в честь рождества пророка Иоанна Предтечи, службы вёл один священник и один псаломщик. Православных прихожан к 1909 году приходилось 563 человека, раскольников – 616 человек, 58 учащихся посещает церковно-приходскую школу.
Испытанием веры для отца Петра стали революционная смута и гражданская война. Февральская революция 1917 года село практически не затронула, только видоизменила управление волостью: вместо старшины появилась Земская управа. Октябрьская революция тоже сначала не внесла каких-либо коренных перемен в образ жизни населения, большевиков первое время не воспринимали всерьёз. Но когда они начали проводить мобилизацию в Красную Армию и реквизиции, в районе начались волнения. Причём возмущение крестьян вызвала первая же попытка красных забрать для нужд армии трёх лошадей. В уезде было созвано собрание, на котором присутствовали представители от двенадцати волостей. Собрание постановило: «От всякой мобилизации отказать(ся), в случае насилия восстать всем… ни в коем случае не допускать частичных по волостям мобилизаций, а в случае объявления где-либо таковой, немедленно сообщить в другую волость, чтобы прийти на помощь соседям и избавиться от большевистской мобилизации… Добровольц(ам) Красной армии … ни в коем случае не давать ни хлеба, ни работы, так же и их семьям».
Кроме того, волостное собрание постановило создавать вооружённые группы из местных жителей для противодействия большевикам. До начала июня 1918 года обстановка в районе была относительно спокойной. Но когда линия фронта приблизилась к станции Егоршино и туда переместился штаб Красной армии, ситуация резко изменилась. К Егоршино стали стекаться разрозненные красноармейские и красногвардейские отряды, из которых шло формирование регулярных красноармейских войск.. эти отряды размещались по окрестным сёлам и деревням. Помимо этого, в районе активно действовали карательные части, которые подавляли сопротивление местного населения. Теперь крестьянам пришлось столкнуться с невиданным ранее террором и насилием. Около двух месяцев красные стояли в Егоршинском районе, удерживая станцию. Священник села Сарафанного Ирбитского уезда Флорентий Троицкий, переживший этот период, позднее вспоминал: «Эти кровавые два месяца разбили мой дневной покой, расстроили моё здоровье и унесли добрую половину моей жизни. До могилы не забуду я это время и этих «товарищей», мнимых защитников народных интересов».
В Ирбитском уезде многие священники покидали свои приходы, скрываясь в лесах и соседних селениях, или даже уезжали из уезда. Отец Пётр Снежницкий не оставил своего места служения, своих прихожан, за души которых он чувствовал ответственность. А в районе уже шли массовые расстрелы заложников, зверские расправы с верующими, ограбления и осквернения храмов, уничтожались даже целые сёла.
Сами красноармейцы по-иному воспринимали период террора над гражданами своей страны, они нисколько не смущались творимым насилием. Так, боец 4-го Уральского стрелкового полка А.Грязных пишет в своих воспоминаниях об июле 1918-го: «Первое время стоянки в Егоршино белые нас почти не беспокоили, и мы предавались праздному веселью. Разве просто ради прогулки предпринимали иногда ночью глубокую разведку по лесу. Натолкнёмся на неприятельскую цепь, узнаем их расположение, попалим немного, и опять тихо.
Для приятного препровождения времени придумали кое-какие развлечения: днем купались, ловили рыбу в реке и ходили за малиной.
(…)
Собираемся и идём. Солнце приветливо бросает свои лучи. Аромат цветов разливается повсюду. Как воры, с винтовкой за плечами, крадёмся мы по лесу, низко наклонившись, каждый звук, подозрительный шорох заставляет настораживаться, но желание полакомиться малинкой преодолевает. Вот и заветный лог. Здесь в тридцати шагах, окопы неприятеля. Порою видно, как ходят по окопам беляки. Цель достигнута: фуражки в несколько минут наполняются малиной. С такой же осторожностью возвращаемся обратно».
Безмятежная, весёлая жизнь… Но с таким же спокойствием и хладнокровием красноармейцы грабили жителей, оскверняли храмы, расстреливали и убивали невинных людей. Священник Флорентий Троицкий в своих воспоминаниях, опубликованных в «Известиях Екатеринбургской церкви», писал об этих зловещих днях:
«Говорят, что жители села Покровского, взятые большевиками силой на войну, раскрыли фронт и помогли белоармейцам без боя взять Режевской завод. Раздражённые неудачей красноармейские банды подвергли обстрелу из двух броневиков село Покровское, сожгли около ста домов, учиняя над жителями, подобно турецким башибузукам, страшные зверства, разграбили и полуразрушили величественный Покровский храм. Вместе с церковными сосудами и крестами похищен из храма один из антиминсов.
(…)
7 сентября около девяти часов утра (я. –сост.) неожиданно вместе с сыном был схвачен отрядом венгров и оставлен под пулемётом в качестве заложника, пока не было обыскано всё село. Обыск продолжался более трёх часов.
8–го числа началось постепенное отступление через наше село на станцию Самоцвет всех красноармейских банд. Теснимые со всех сторон прибывшими войсками Сибирского правительства, храбрые «товарищи» поспешно бегут, совершая на пути расстрелы и убийства. Так, в деревне моего прихода Хайдук были расстреляны без всякой причины пять моих лучших прихожан. Вечная память этим хлеборобам!
Утром 8-го числа увели у меня единственную лошадь вместе со сбруей…Имущество у меня разграбили ещё раньше.
Во время совершения Божественной литургии, когда ещё Святые Дары стояли на престоле, в храм ворвались в шапках с винтовками и шашками три «товарища». Причём один с наведённым на меня револьвером, подойдя к раскрытым Царским вратам, грубо потребовал, чтобы я вышел к ним из алтаря.
Напрасно я просил их позволить мне закончить Литургию, красные разбойники с бранью требовали, чтобы я вышел к ним. Подчиняясь грубой силе и опасаясь за Святые Дары, я вышел к «товарищам» и вместе с ними пошёл к выходным дверям, вручая мысленно дух свой Богу. «Молись, поп, в последний раз своему Богу», - сказали они.
Детишки мои, которые в то время были в храме, заплакали, а молящиеся с криком и воплями пали на колена. Всё это, может быть, и послужило причиной тому, что ворвавшиеся в храм, ещё раз наведя на меня револьвер и обругав площадными словами, ушли из храма. В двенадцать часов дня несколько конных красноармейцев, взломав двери, въёхали в храм на лошадях, разбили кружки, похитив из них мелочь, но святыни храма не тронули. Часа в два, в тот же день пришли ко мне на квартиру четыре красноармейских разбойника, чтобы меня повесить. Но меня уже не было дома. Я скрылся!
9-го числа узнал, что в ночь на 7-е сентября на станции Егоршино расстрелян священник села Больше-Трифоновского отец Пётр Снежницкий».
Отец Флорентий Троицкий описал кончину многих священников Ирбитского уезда, именно благодаря его записям известны имена пострадавших за веру. Отец Пётр действительно принял мученическую кончину 7(20) сентября 1918 года на станции Егоршино. Его арестовали за то, что он служил сорокоуст по убитому большевиками своему собрату священнику. При расстреле отца Петра только ранили, но добивать его палачи не стали и ещё живого зарыли в землю. Перед убийством ими был разграблен дом и всё имущество батюшки.
18 мая 1926 года в Епархиальный совет города Ирбита поступило заявление о денежной помощи от вдовы священника Петра Андреевича Снежницкого, «служившего в Ирбитском, Екатеринбургском и Верхотурском уездах с 1893 по 1918 годы… Последнее место службы село Больше-Трифоновское Ирбитского округа, … где его в 1918 году расстреляли красные». Сейчас живёт в городе Ирбите по улице Кривой (позднее – улица Калинина), дом 16.
Решением Священного Синода от 17 июля 2002 года священник Петр Снежницкий прославлен в Соборе новомучеников и исповедников российских.
Дарья Степанова, краевед.
Обладая красивым голосом, принял приглашение в екатеринбургский архиерейский хор, и проработал несколько лет в качестве певчего.
И вот очередной поворот судьбы. По просьбе благочинного 3-го округа Ирбитского уезда в ноябре 1897 года Петр определён псаломщиком к Рождество-Богородицкой церкви села Шмаковского. В июне следующего года молодой псаломщик посвящён в стихарь, а в 1903 году рукоположен в сан диакона и переведён в Илиинскую церковь Берёзовского завода Екатеринбургского уезда, где ему пришлось перенести испытание: на него возвели ложное обвинение в неисполнении им своих обязанностей. Это произошло весной 1907 года, когда в городе создан Берёзовский отдел Союза русского народа. По этому случаю, Государь Император Николай II прислал членам Союза телеграмму. Обрадованные высочайшим вниманием, они решили отслужить молебен с крестным ходом от церкви до церковно-приходской школы. Однако, священник, диакон и псаломщик, служившие в тот день, по различным причинам не смогли принять в нём участие и их обвинили в том, что они оскорбили религиозные и патриотические чувства верующих. Местное руководство Союза написало на них рапорт епископу, который потребовал от священнослужителей прихода дать письменное разъяснение случившегося.
Диакон, отец Петр, дал такое объяснение своего отсутствия: «В прошении на имя Вашего преосвященства члены Союза говорят, что я наотрез отказался от участия в крестном ходе для служения молебна в церковно-приходской школе 25 апреля. В видах установления истины должен объяснить, что я изъявлял согласие служить молебен в церкви, о чём и говорил приглашающим. Участвовать же в крестном ходе не мог, так как после перенесённого мной в феврале и марте месяцах текущего года катарального воспаления лёгких, тогда ещё не вполне разрешившегося, мне врачом решительно было воспрещено петь в сыром и холодном воздухе и в пыльных помещениях. (…) Да (я) и при всём желании не имел и физической возможности служить, ибо после такого волнения у меня сделалось страшное сердцебиение, даже до горловых спазмов, так что я с великим трудом дошёл до дома…
Построенное на этом факте обвинение, что я не сочувствую Союзу, считаю несправедливым, так как при открытии местного отдела Союза русского народа я служил молебен в церкви совместно с(о) священником Вышегородским. Это было 18 марта, что, надеюсь, союзники отрицать не будут».
Но, несмотря на достаточно удовлетворительное объяснение, представленное членами причта, Владыка, во избежание дальнейших конфликтов, перевел священнослужителей на другие приходы.
Отец Пётр 7 августа 1907 года переведён на служение к церкви Нижне-Баранчинского завода. Вскоре его рукоположили в сан священника и определи ему приход в Верхотурском уезде. В 1910 году отец Пётр утверждён в должности законоучителя Рычковского начального училища, в 1913 году – награждён набедренником.
До революции отец Пётр вёл образ жизни обычный для сельских пастырей. Вся жизнь священника проходила на виду у прихода.
В феврале 1917 года Пётр Снежницкий перемещён в село Шогрышское Ирбитского уезда, а вскоре стал служить в селе Больше-Трифоновском Ирбитского уезда. Это село, основанное в 1686 году на левом небольшом притоке реки Ирбит между селами Покровское и Егоршино, в 90 верстах от слободы Ирбитской относилось сначала к Аромашевской слободе Верхотурского уезда и было приписано к Невьянскому заводу Демидовых. Позднее, при проведении административно-территориальных реформ, село вошло в Ирбитский уезд.
В начале ХХ века в нём строится деревянная однопрестольная церковь, которая в 1903 году освящена в честь рождества пророка Иоанна Предтечи, службы вёл один священник и один псаломщик. Православных прихожан к 1909 году приходилось 563 человека, раскольников – 616 человек, 58 учащихся посещает церковно-приходскую школу.
Испытанием веры для отца Петра стали революционная смута и гражданская война. Февральская революция 1917 года село практически не затронула, только видоизменила управление волостью: вместо старшины появилась Земская управа. Октябрьская революция тоже сначала не внесла каких-либо коренных перемен в образ жизни населения, большевиков первое время не воспринимали всерьёз. Но когда они начали проводить мобилизацию в Красную Армию и реквизиции, в районе начались волнения. Причём возмущение крестьян вызвала первая же попытка красных забрать для нужд армии трёх лошадей. В уезде было созвано собрание, на котором присутствовали представители от двенадцати волостей. Собрание постановило: «От всякой мобилизации отказать(ся), в случае насилия восстать всем… ни в коем случае не допускать частичных по волостям мобилизаций, а в случае объявления где-либо таковой, немедленно сообщить в другую волость, чтобы прийти на помощь соседям и избавиться от большевистской мобилизации… Добровольц(ам) Красной армии … ни в коем случае не давать ни хлеба, ни работы, так же и их семьям».
Кроме того, волостное собрание постановило создавать вооружённые группы из местных жителей для противодействия большевикам. До начала июня 1918 года обстановка в районе была относительно спокойной. Но когда линия фронта приблизилась к станции Егоршино и туда переместился штаб Красной армии, ситуация резко изменилась. К Егоршино стали стекаться разрозненные красноармейские и красногвардейские отряды, из которых шло формирование регулярных красноармейских войск.. эти отряды размещались по окрестным сёлам и деревням. Помимо этого, в районе активно действовали карательные части, которые подавляли сопротивление местного населения. Теперь крестьянам пришлось столкнуться с невиданным ранее террором и насилием. Около двух месяцев красные стояли в Егоршинском районе, удерживая станцию. Священник села Сарафанного Ирбитского уезда Флорентий Троицкий, переживший этот период, позднее вспоминал: «Эти кровавые два месяца разбили мой дневной покой, расстроили моё здоровье и унесли добрую половину моей жизни. До могилы не забуду я это время и этих «товарищей», мнимых защитников народных интересов».
В Ирбитском уезде многие священники покидали свои приходы, скрываясь в лесах и соседних селениях, или даже уезжали из уезда. Отец Пётр Снежницкий не оставил своего места служения, своих прихожан, за души которых он чувствовал ответственность. А в районе уже шли массовые расстрелы заложников, зверские расправы с верующими, ограбления и осквернения храмов, уничтожались даже целые сёла.
Сами красноармейцы по-иному воспринимали период террора над гражданами своей страны, они нисколько не смущались творимым насилием. Так, боец 4-го Уральского стрелкового полка А.Грязных пишет в своих воспоминаниях об июле 1918-го: «Первое время стоянки в Егоршино белые нас почти не беспокоили, и мы предавались праздному веселью. Разве просто ради прогулки предпринимали иногда ночью глубокую разведку по лесу. Натолкнёмся на неприятельскую цепь, узнаем их расположение, попалим немного, и опять тихо.
Для приятного препровождения времени придумали кое-какие развлечения: днем купались, ловили рыбу в реке и ходили за малиной.
(…)
Собираемся и идём. Солнце приветливо бросает свои лучи. Аромат цветов разливается повсюду. Как воры, с винтовкой за плечами, крадёмся мы по лесу, низко наклонившись, каждый звук, подозрительный шорох заставляет настораживаться, но желание полакомиться малинкой преодолевает. Вот и заветный лог. Здесь в тридцати шагах, окопы неприятеля. Порою видно, как ходят по окопам беляки. Цель достигнута: фуражки в несколько минут наполняются малиной. С такой же осторожностью возвращаемся обратно».
Безмятежная, весёлая жизнь… Но с таким же спокойствием и хладнокровием красноармейцы грабили жителей, оскверняли храмы, расстреливали и убивали невинных людей. Священник Флорентий Троицкий в своих воспоминаниях, опубликованных в «Известиях Екатеринбургской церкви», писал об этих зловещих днях:
«Говорят, что жители села Покровского, взятые большевиками силой на войну, раскрыли фронт и помогли белоармейцам без боя взять Режевской завод. Раздражённые неудачей красноармейские банды подвергли обстрелу из двух броневиков село Покровское, сожгли около ста домов, учиняя над жителями, подобно турецким башибузукам, страшные зверства, разграбили и полуразрушили величественный Покровский храм. Вместе с церковными сосудами и крестами похищен из храма один из антиминсов.
(…)
7 сентября около девяти часов утра (я. –сост.) неожиданно вместе с сыном был схвачен отрядом венгров и оставлен под пулемётом в качестве заложника, пока не было обыскано всё село. Обыск продолжался более трёх часов.
8–го числа началось постепенное отступление через наше село на станцию Самоцвет всех красноармейских банд. Теснимые со всех сторон прибывшими войсками Сибирского правительства, храбрые «товарищи» поспешно бегут, совершая на пути расстрелы и убийства. Так, в деревне моего прихода Хайдук были расстреляны без всякой причины пять моих лучших прихожан. Вечная память этим хлеборобам!
Утром 8-го числа увели у меня единственную лошадь вместе со сбруей…Имущество у меня разграбили ещё раньше.
Во время совершения Божественной литургии, когда ещё Святые Дары стояли на престоле, в храм ворвались в шапках с винтовками и шашками три «товарища». Причём один с наведённым на меня револьвером, подойдя к раскрытым Царским вратам, грубо потребовал, чтобы я вышел к ним из алтаря.
Напрасно я просил их позволить мне закончить Литургию, красные разбойники с бранью требовали, чтобы я вышел к ним. Подчиняясь грубой силе и опасаясь за Святые Дары, я вышел к «товарищам» и вместе с ними пошёл к выходным дверям, вручая мысленно дух свой Богу. «Молись, поп, в последний раз своему Богу», - сказали они.
Детишки мои, которые в то время были в храме, заплакали, а молящиеся с криком и воплями пали на колена. Всё это, может быть, и послужило причиной тому, что ворвавшиеся в храм, ещё раз наведя на меня револьвер и обругав площадными словами, ушли из храма. В двенадцать часов дня несколько конных красноармейцев, взломав двери, въёхали в храм на лошадях, разбили кружки, похитив из них мелочь, но святыни храма не тронули. Часа в два, в тот же день пришли ко мне на квартиру четыре красноармейских разбойника, чтобы меня повесить. Но меня уже не было дома. Я скрылся!
9-го числа узнал, что в ночь на 7-е сентября на станции Егоршино расстрелян священник села Больше-Трифоновского отец Пётр Снежницкий».
Отец Флорентий Троицкий описал кончину многих священников Ирбитского уезда, именно благодаря его записям известны имена пострадавших за веру. Отец Пётр действительно принял мученическую кончину 7(20) сентября 1918 года на станции Егоршино. Его арестовали за то, что он служил сорокоуст по убитому большевиками своему собрату священнику. При расстреле отца Петра только ранили, но добивать его палачи не стали и ещё живого зарыли в землю. Перед убийством ими был разграблен дом и всё имущество батюшки.
18 мая 1926 года в Епархиальный совет города Ирбита поступило заявление о денежной помощи от вдовы священника Петра Андреевича Снежницкого, «служившего в Ирбитском, Екатеринбургском и Верхотурском уездах с 1893 по 1918 годы… Последнее место службы село Больше-Трифоновское Ирбитского округа, … где его в 1918 году расстреляли красные». Сейчас живёт в городе Ирбите по улице Кривой (позднее – улица Калинина), дом 16.
Решением Священного Синода от 17 июля 2002 года священник Петр Снежницкий прославлен в Соборе новомучеников и исповедников российских.
Дарья Степанова, краевед.
Культурное наследие 